Ольга Хмелевская - Дар. Золото. Часть 2

Ругань караульных, их там оказалось двое, была слышна даже через металлическую обшивку. Свинцовую, кстати.

Дверь распахнулась. Один из охранников выскочил с коротким мечом в коридор, другой встал в проеме. Но Пончику этого было более чем достаточно.

Он стрелкой влетел в помещение с браслетами в пасти, и тут же спрятался под столом.

Наверно, второй охранник все-таки что-то увидел. Он заозирался, но ничего не обнаружил, и выглянул в коридор вслед за первым.

– Никого?

– Да, мля-а!! – первый был взбешен. – Каждую смену этот придурок какую-то хрень выкидывает! Начальник, мля! Надоело! В гробу такую работу! Скоро облысеешь в этой кастрюле!

Дверь они уже закрыли.

– Журнал карябать будем? – спросил первый.

– Да ну на… Ещё затаскают с такой фигней.

– А если дознаватели чего почуют?

– Ты забыл как валенком прикидываться? – хмыкнул второй, – в первый раз что ли? Сон тебе такой был, и всё тут!

Пончик тем временем шустро пробирался вдоль темных углов к центру помещения. К винтовой лестнице. Свет здесь был скудный, пара масляных ламп, так что опасаться ему было нечего. Голоса караульных всё больше отдалялись, зверек уже спускался, но я заметил, что двигается он странно. Все больше замедляясь. «Пузырь» дергался в его зубах всё сильнее, и казалось, становился всё прозрачнее.

Ханур кое-как доковылял на второй ярус, где находились камеры для заключенных, и нас внезапно выкинуло из «пузыря», как следует приложив об пол. Хорошо, что Пончик успел отскочить от лестницы, и мы прижухли в темном углу. А ведь Машка не оборачивался. Что происходит? И нашумели мы. Хоть бы эти двое не услышали.

Услышали. На первом ярусе раздались гулкие шаги, кто-то из караульных не спеша топал к лестнице. Стоит ли говорить, что мы дышать перестали? Но, видимо, охранник просто постоял у лестничного колодца. Спускаться он не захотел, вскоре зашагал обратно, и мы услышали его удаляющийся голос:

– Что за ночь сегодня? Всякая мразота мерещится!

А я лежал на полу, в уголочке, около дубовой арестантской двери и чувствовал, как из меня неотвратимо уходит… душа.

Я вынул из ножен что-то бормотавший черный клинок: он медленно светлел в моих руках, и, вскоре «всхлипнув», затих. Я посмотрел на странно посеревшего Машку, потрогал ракушечник, которым были сложены стены камер, потрогал пол из серого, неизвестного мне камня… И меня начал накрывать всё нарастающий страх. Пончик виновато жался к ногам – он не понимал, что происходит.

Зато я всё понял.

– Маш, – шепотом позвал я. Оборотень смотрел на меня больными глазами. – Саня ошибся. Здесь нет магии.

– В смысле? – прошептал Машка.

– В прямом, – я старался говорить одними губами. – Здесь всё мертвое. Камень убит. Тех, кто здесь находиться не магия давит. Её тут нет.

Здесь, как в «плавильной печи», возле крепости, камень молчал. Хуже. Породу словно вывернули наизнанку, и она затягивала в себя всё подряд. Тянула потоки из пола, из стен, из дверей, из нас… Казалось, даже свет в ней теряется и исчезает как в черной бархатной пустоте. Потому магам здесь плохо. И не только магам. Мой клинок потух, пространственный «пузырь» лопнул, артефакты не действуют. Потому и горит свеча на столе в караулке, а в стенах прохода обычные масляные лампы. Кристаллы здесь бесполезны.

– Но ведь Саня…

– Его убедили, и он поверил. Все поверили. И мы.

1

Машка сжал губы и уставился в пол. И замер. Наверно, обдумывал ситуацию.

А я потерянно и отстраненно отмечал про себя, что пол каземата из странного камня, в котором словно перемешалось всё: песок, глина, мельчайший базальтовый и гранитный щебень. Словно всю эту кучу долго мешали, потом она затвердела и превратилась в камень. Пустой камень. Так иногда глину сушат вместе с опилками. Шершавая поверхность пола имела небольшой уклон к центру, к вертикальному колодцу. Тоже странно. Зачем? Стены арестантских помещений, расположенных по кругу, явно пристроили позже. Из желтого ракушечника. На камерные дв е ри не пожалели цельные дубовые срезы, и подумалось: неужели находились умельцы, что и из этого чистилища сбегали. Царапалась в голове мысль, что здесь должен быть только мертвый серый камень.

Винтовая лестница тоже отличалась от всего, что я видел до этой ночи. Столбы, стойки, перемычки и поручни со ступенями, были сделаны из неизвестного мне, тусклого светло-серого металла, когда-то выкрашенного желтой краской, давно облупившейся и еле заметной. Зачем тратить на обычную конструкцию столько металла, если есть дерево? Зачем её красить таким ярким цветом? Да и вся лестница, расположенная под крутым углом, напоминала вертикальный судовой трап. Наверное, двигаться по такой лестнице было очень непривычно и тяжело, потому караульный не захотел спускаться. Поскользнёшься и запросто загремишь на несколько саженей вниз. В темноту.

Конечно, если рассудить здраво, и не поддаваться панике, то выкрутиться из нашей, наиглупейшей, ситуации можно. Возьмем, что нам надо, поднимемся, вырубим охранников, и уйдем. В коридоре браслеты действуют, и Пончик нас вынесет.

Но. Не факт, что сторожа окажутся слабее нас. Совсем не факт. Я без Заразы боец средненький. Машка, конечно, с дротиками. И ханур с нами. Но, вдруг у караула есть обычная сигналка? Немагическая. Что тогда? Из дворца, после этого, мы точно не выйдем. А если и выйдем, на нас повесят не только всех собак. Но и всех кошек, крыс, тараканов, блох… словом, весь мелкий паразитный контингент.

Хотя, повесят что так, что эдак.

- Вот что, Тишан, - пришел к какому-то выводу оборотень. - Давай возьмем то, за чем пришли, а там видно будет. И побыстрее. Что-то мне хреново.

Как мы крались по металлической «стремянке», лучше не рассказывать. Дышали через раз, давясь воздухом, чтобы не шуметь, а когда оказались на площадке третьего яруса, обессиленно уселись прямо на холодный пол.

2

Здесь нас ждал облом.

Большой.

Хозяйка, наверно, подсчитала, сколько раз за последние дни она вытаскивала и прикрывала наши задницы, и решила, что пора рассчитаться. И вместо множества мелких обломов подсунула один. Хотя, если считать, что магией здесь и не пахнет, то два. Больших облома.

А ведь Саня рассказывал, что дверей в хранилище нет.

Но, что он мог увидеть в темноте вертикального ствола. Ему сказали, а проверить он не мог. Да и на шиша оно ему сдалось?

Дверь была. Высокая, в несколько локтей. В скудном свете, еле проникавшем с верхнего яруса и теряющемся в вертикальном тоннеле, её поверхность казалась шкурой странного животного, притаившегося в темноте. Свинец, из которого дверь была отлита, «молчал». Я и не сомневался, что «отлита». Целиком. Её ощущаемая, даже в этом безмагическом пространстве, толщина чуть не вызвала у меня нервный смех. С ладонь. Поперёк. В какой же печи можно уместить столько руды?!