Ярослав Морозов - Ларин Петр и волшебное зеркало

Печати на обратной стороне конверта не было. Она не была сломана, срезана или удалена каким-то иным способом — она просто отсутствовала. Пётр поёжился от нехорошего предчувствия. С одной стороны, окажись печать на месте, он бй, наверное, не знал, что с ней делать. А с другой стороны, куда же она всё-таки подевалась? А вдруг он высвистел конверт прямо из рук у директора в тот самый миг, когда тот собирался его запечатать?

Он посмотрел на Валерку. Лицо у Валерки было бледное и испуганное. Шкода Машка сидела, сжавшись в комочек и накрыв лохматую голову лапами. У всех без исключения шкод отменное чутьё на неприятности, особенно на те, которых уже нельзя избежать.

— Как ты думаешь, что там? — почему-то шёпотом спросил Валерка.

— Не откроем — не узнаем, — громко ответил Пётр и решительно откинул клапан конверта.

У него закружилась голова и перехватило дыхание, когда он вытащил из конверта лист плотной голубоватой бумаги с официальным школьным штампом в правом верхнем углу. Ниже штампа было на машинке напечатано следующее:

«Предписание. Настоящим предписывается получателю сего, Ларину Петру, незамедлительно прибыть в кабинет директора школы. При себе иметь настоящее предписание и волшебный свисток».

Больше на листе ничего не было, кроме числа и размашистой подписи директора. Пётр вздохнул, засунул предписание в конверт, а конверт согнул пополам и затолкал в карман. Руки у него дрожали.

— Что там? — спросил Валерка. — Ты куда?

— Да так, — ответил Пётр и неопределённо покрутил ладонью в воздухе. — Пойду пройдусь. Познакомлюсь поближе с некоторыми статьями Дисциплинарного Уложения.

Валерка молча указал пальцем на конверт, который наполовину высовывался у Петра из кармана. Пётр так же молча кивнул. Шкода Машка сочувственно попискивала, вытягивала дудочкой чёрные губы и грустно моргала слезящимися глазами.

— Шкода ты, Машка, — сказал ей Пётр. — Не могла раньше предупредить…

Несмотря на протесты Петра, Валерка увязался с ним. Как ни горько было Петру, какие бы предчувствия его ни терзали, но наблюдать за Валеркой всё равно было интересно. Поначалу Пётр был уверен, что Валерка окончательно оробеет и отстанет от него, едва завидев впереди здание школы. Потом он решил, что Валеркиной смелости не хватит дальше парадного подъезда, потом — что Валерка скиснет на лестнице, в коридоре… Но Валерка упрямо шёл вперёд, и Пётр решил, что его знаменитая робость в данный момент либо спит, либо взяла выходной. Это было приятно. Валерка оказался настоящим товарищем, хотя толку от его геройства Пётр не видел никакого. Ну, выгонят двоих вместо одного — кому от этого легче?

Правда, Валеркина решимость пропала попусту. Дверь приёмной директора просто не пропустила его. Петра пропустила и даже не пикнула, а перед Валеркой захлопнулась, да так, что только гул пошёл по старинному сводчатому коридору. Пётр немного постоял у порога, слушая, как Валерка с той стороны барабанит по двери кулаками и что-то кричит, а потом вздохнул и вынул из кармана предписание. Дверь была права: всю эту историю затеял вовсе не Валерка, и делать у директора ему было нечего.

Приёмная была пуста, но это, как обычно, вовсе не означало, что здесь никого нет. Пётр огляделся и сказал:

— Здравствуйте.

Старинная пишущая машинка, стоявшая на столике у окна, вдруг ожила и с грохотом напечатала что-то на торчавшем из-под валика листе бумаги. Пётр вздрогнул от неожиданности, а потом подошёл и взглянул на лист.

«Здравствуй, Ларин Пётр, — было напечатано там. — Предъяви предписание».

Пётр вынул предписание из конверта и положил его на стол. Ему стало ясно, что дело плохо: слишком уж официально всё происходило. Илья Данилович даже не захотел его видеть, передоверил разговор пишущей машинке. Наверное, смотреть на Петра ему было неприятно, а может быть, он боялся, что не сумеет быть с уличённым в краже учеником достаточно суровым.

Машинка снова затрещала, загремела, забила рычажками по бумаге. Вытянув шею, Пётр следил за тем, как на белом листе одно за другим появляются слова.

«Всё верно, — печатала машинка. — Теперь можешь сдать свисток».

Пётр вздохнул и вынул свисток из кармана. Ящик стола сам собой выдвинулся ему навстречу. Пётр заглянул вовнутрь. Чего там только не было! Какие-то фонарики, ножики, две или три рогатки, что-то вроде самодельной подзорной трубы, медная масляная лампа наподобие той, в которой жил джинн, и ещё много всякой всячины.

— Это всё волшебное? — удивлённо спросил он.

«Не всё, — отстучала машинка, — но многое. Примерно половина. Клади свисток сюда».

Пётр послушался. Ящик задвинулся с негромким стуком, ключ сам собой повернулся в замке.

«Теперь, — протрещала пишущая машинка, — отправляйся в медицинский изолятор и оставайся там до тех пор, пока не будет принято решение по твоему делу. Не пытайся покинуть помещение. Дверь и окно будут заперты Большим Ключом».

— Но за что? — возмутился Пётр. — Что я сделал?»

Машинка опять затрещала.

«Пункт третий параграфа двенадцатого Дисциплинарного Уложения Практикующих Магов гласит…»

— Не надо, — сказал Пётр. — Я сам знаю, что он гласит: воровство несовместимо с высоким званием мага и чародея. Но я же ничего не украл! И вообще, мне предписано явиться к директору.

«Директор занят, — ответила машинка. — Он пытается созвониться с твоей тётей, но пока безуспешно. Её домашний телефон не отвечает, а мобильный отключён. Ты не знаешь, где она может находиться?»

— Не знаю, — буркнул Пётр. — И знать не хочу, — добавил он, подумав. — Послушайте, я же не хотел… Я хотел как лучше!

«Неважно, чего ты хотел, — резко протрещала машинка. — Важно только то, что ты сделал, то, что получилось. Нет худа без добра и нет добра без худа. Это закон реверса, молодой человек. Отправляйтесь в изолятор и ждите. Изолятор расположен на первом этаже, в комнате номер сто двадцать три, по коридору налево».

— Эх! — сказал Пётр, повернулся к машинке спиной и пошёл к дверям. На пороге он остановился, обернулся и вежливо сказал: — До свидания.

Машинка не ответила — в ней кончилась бумага.

Пока Пётр предавался горестным воспоминаниям и мечтал повернуть время вспять, ветер прогнал тучи куда-то в сторону Финского залива и в старом парке наступила тишина. Полная луна светила в окно, освещая накрытый белой скатертью столик и серебря страницы лежавшей на нём открытой книги. Книга была очень толстая и изрядно потрёпанная. Отполированные прикосновениями множества рук медные‘застёжки на кожаном переплёте горели в лунном свете, как глаза какого-то ночного животного. Кроме этой книги, на столе ничего не было; помимо стола, в комнате стояли только кровать, на которой сидел Пётр, белая больничная тумбочка, в которой было пусто, да железный стул с выкрашенным в белый цвет фанерным сиденьем. Книга была Дисциплинарным Уложением Практикующих Магов; Пётр не знал, кто принёс её сюда, но не сомневался, что это было сделано специально для него. Он вздохнул, шмыгнул носом, почесал в затылке. Спать ему от этого не захотелось и веселее тоже не стало.