Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

— ХЭЙ-ЙЯ!!!

Наглотался воды, чудом не разбил голову об острый риф, напугал до полусмерти донную камбалу, барахтался по-собачьи, пока не прошёл звон в ушах, и нехотя поплыл к берегу.

— Идём, — просто сказал Альвар, расстёгивая ремень.

Следует отдать ему должное: не стал пороть сына при всех. Ведь Хёгни был не просто оболтус: он был оболтус из рода конунгов. Альвар рассудил так, что боль пойдёт ему на пользу — пусть привыкает, коль хочет зваться викингом, а позорить сына ни к чему. Сам нахлебался этого пойла в славном городе Сторборге.

Но — до самого дома не сказал сыну ни слова.

Малявка Хёгни вырос в глазах остальной детворы на пару голов. Его теперь называли не иначе, как Лемминг Белого Склона. Начитанный Ивальд пошутил: мол, лемминг — это звучит гордо! Хёгни, как положено герою, делал вид, что это не такое уж большое дело и хвалиться тут нечем, но в душе был ужасно доволен собой. Хотя, конечно, и грустил, что так опечалил отца.

«Ничего, — утешался сын хёвдинга, — когда я вырасту, то совершу кучу подвигов, обо мне станут петь песни и рассказывать саги, и отец меня простит. Наверное».

Где ему было знать, что Альвар не держал на него зла, а только очень испугался, как не пугался ещё никогда. Даже когда бежал, презренный, из храма в Сторборге и чувствовал у горла хлад меча доброго проповедника Карла Финнгуссона. За себя не страшно. Страшно за других.

В том же году на зимние праздники случилось в Сольфхейме важное дело. Во-первых, Свалльвинд конунг сдержал слово и ввёл семилетнего Хёгни в род Фьёрсунгов. Этим обрядом открылся Йолль — череда могучих, весёлых и страшных новогодних попоек. Перво-наперво забили чёрного бычка-трёхлетку и сшили из его кожи здоровенный башмак. Под торжественную музыку, в багровом свете факелов, король Круглой Горы надел тот башмак и сделал девять шагов. Затем снял и передал Альвару, а тот — сыну. Хёгни тоже нацепил обувку и зашагал, стараясь не споткнуться и следя, чтобы башмак не слетел с ноги. «Такой сапог впору великану, а не леммингу, — подумал он, — в нём уместится мышиная семья, и ещё место останется». На девятом шаге Хёгни сбился, подвернул ногу, едва не рухнул, но в последний миг устоял. Тут все радостно засвистели, приветствуя нового родича, а дед сказал:

— Теперь ты ступил по моему следу, умскиптинг, и, стало быть, ты мой наследник. Не слишком задирай свой конопатый нос, и получишь что-нибудь из моего наследства. А кстати, чего бы тебе хотелось? Ну, кроме престола, конечно!

Хёгни подумал-подумал и спросил:

— А есть ли у тебя корабль, Свалльвинд конунг?

Все захохотали, а дед покачал головой:

— Корабль? На горе? Сильно ж ты ударился об воду, как я погляжу! Впрочем, юноша, придёт срок, и будет тебе ясеневый олень волн. Это я могу обещать!

Хёгни торжественно приложил руку к сердцу и низко поклонился:

— Благодарствую, Свалльвинд конунг!

— Иди сюда, морда ты разбойничья, — улыбнулся дед и крепко обнял внука.

Вот тут уж Хёгни удивился. Но виду не подал.

Во-вторых, тогда же Свалльвинд конунг отрёкся от престола и возвёл на Гульдскьяльв своего старшего сына, которого уже называли Исвальд Суровый. Ради такого дела вина заказывали из южный стран, а пиво — настоящее вересковое пиво! — везли из пивоварни Дори Струвинга в Норгарде [39] Дори с Зелёного Двора в Норгарде был отцом Турлога и дедом Снорри Путешественника на Запад. О нём есть сага, также известная под названием «Край твоих предков». , знаменитой, пожалуй, на все девять миров. Слуг на кухне загоняли до изнеможения, и даже Бюггви с Бьяргой сделались чумазыми, как маленькие тролли. Хёгни утешал их, что, мол, не век же праздникам длиться, но едва ли они его понимали. Пригласили ко двору толпу музыкантов и сказителей, и вообще было так многолюдно и шумно, что Круглая Гора ходила ходуном. Хёгни тоже сказал на пиру несколько вис и ему дали дурацкую золочёную шишку. Её было хорошо швырять в обнаглевших мышей.

Свалльвинд конунг сказал:

— Стар я стал, болят мои кости, череп трещит, плечи устали. Вот я снимаю кольцо и корону, вот я кладу жезл власти, вот я с престола схожу. Ныне будет вам владыкой Исвальд, мой сын. Довольны ли вы? Подходит ли вам такой конунг?

Тут все принялись спорить, и одни говорили, что — да, вполне, а другие гневно вопрошали, чем же знаменит сей муж. Тогда Раги Пузо произнёс предлинную хвалебную песнь-драпу, которая хоть и нелжива, но не то чтобы очень хороша, и мы не станем её повторять. Люди ещё немного пошумели, как положено, а потом стали требовать Исвальда на трон. Тот отказался. Его снова потребовали, и он снова отказался: мол, я недостоин, зовите другого. Позвали третий раз, и тут уж пришлось подчиниться. Стражи забарабанили рукоятями мечей и секир об щиты, горнисты затрубили в рога [40] Этот странный обычай назывался вапнатак (исл. vápna-þakk ), «одобрение/благодарность оружием». , Исвальда хёвдинга подняли на щит и протянули ему кольцо на острие копья. Все разом смолкли, а сын Свалльвинда поклялся на кольце и на крови, что не посрамит славы предков, станет править в Сольфар и ки по закону, слушать советников и мудрых людей на альтинге, не поскупиться на еду и серебро, не отвергнет гостя, не предаст родича, но всегда защитит свой народ, его закон и обычай.

Затем его отнесли на щите к престолу и помогли спуститься. Лагеман Фьялар Мудрый засвидетельствовал, что отныне Исвальд Свалльвиндсон зовётся конунгом и записал его в перечень королей Сольфар и ки. Лишь тогда Исвальд поднялся по ступенькам и занял Гульдскьяльв, священный трон, отделанный золотом и самоцветами. Высоко поднял чёрную чашу Свартискёлле, изделие молодого мастера Гельмира Гульденбарда, обвёл властным взглядом зал и молвил:

— Приветствие верным! Скёлль!

Так началось правление Исвальда Сурового, и не шатался под ним престол, и сидел он на земле своих предков сто зим, и ещё пятьдесят, и ещё девять. А чем кончилось его княжение, тут не сказано, ибо это было большое и скверное дело.

Для Хёгни же на той пирушке началась пора учения, долгого и упорного — изучения людей, их обычаев и законов, языков и верований, повадок и привычек. И надо сказать, что сын Альвара не бросал своих занятий, сколько был жив. Ибо мудрость житейская — большое богатство, сокровище бедных и тех, кто забрёл далеко на чужбину.

Раги Пузо учил его читать и писать — как рунами, так и литерами, что в ходу у южан, а также слушать речи людей и складывать кённинги, сочинять висы, ниды и драпы, да и просто вести толковый разговор. Ну, с этим у Хёгни ладилось, язык оказался подвешен куда как неплохо. Дочь Фьялара Мудрого, Гнипа, что жила в Сольфхейме с Ауртни Дурачком, учила детей двергов закону. Законам и обычаям других народов Хёгни учил сам Альвар. Он же наставлял сына в науке землеописания, истории Сольфар и ки и прочих земель, а также в разных ремёслах, основах торговли, составлении и чтении морских карт. Дедушка Свалльвинд играл с внуком в тэфли, чтобы тот учился шевелить мозгами, по-прежнему звал его умскиптингом, хотя теперь это звучало беззлобным подтруниванием, и держал наготове можжевеловую трость: стукнуть ученика, если тот промешкает с ходом.