Андрей Вольмарко - После дождя (СИ)

Мурмин резко остановился.

Мрачноглаз по инерции прошел несколько шагов вперед и тоже замер. По их головам стучал дождь. Вокруг них шли немногие прохожие. Где- то лаяла собака. Стучал молоток. Надрывались глашатаи. Кто- то перекрикивался сквозь шелест дождя. Чуть поодаль замерли сопровождающие их стражи.

А они стояли на маленькой улице под дождём.

— В чём дело? — один из стражников положил руку на меч.

— Нам нужно переговорить, — тихо проговорил Мурмин. — Подождите, пожалуйста.

— Эрнест не будет ждать, — осторожно заметил Баэльт. — Ты в порядке?

Нет, он вовсе не в порядке!

Кулаки Мурмина сжались до боли.

Правда, до той боли, что угнездилась у него в груди, этой боли было далеко.

— Почему? — выдавил он. Ему было тяжело не заорать со злости прямо тут, на улице.

Да и этот вопрос, на самом- то деле, был единственным интересующим его вопросом. Почему? Почему Баэльт так поступил с ним? Почему он ему это всё прощал? Почему терпел?

Почему?

— Что — почему? — осторожный вопрос. Обычный голос, без нотки стали, что была раньше. Но в остальном — такой же.

Будто бы ничего необычного не произошло.

— Почему ты не сказал, что жив? — лишь бы не заорать, лишь бы не заорать.

Баэльт, наконец, медленно развернулся к нему.

— Я хотел сказать тебе, дружище. Но… — Мрачноглаз с усталым вздохом развёл руками в стороны. — Приказ Эрнеста. Когда я выкарабкался, он приказал не сообщать никому. Я хотел. Но не мог даже намекнуть. Мы поговорим об этом за кружкой пива, обещаю. Но сейчас нам нужно идти.

Мурмин яростно выдохнул.

— Из- за этого я чуть не потерял место в страже! Я пил почти два месяца, пытаясь… Пытаясь… — Забыть, как ты, сукин сын, ушёл из жизни, так и не отдав то, что должен мне.

— Я знаю, Мурмин, — Баэльт уставился себе под ноги. — Я хотел поговорить об этом потом. Я устроил, чтобы тебя не выкинули. И… Ну, записи. Ты понял.

Записи. Которые следовало в случае смерти Мрачноглаза отдать Мурмину.

— Что — записи?

— Это мой прощальный подарок. Твоё юстициарство. Я думал — если убьют, что бы… — Баэльт неопределённо махнул рукой. — Я не хотел оставлять тебя ни с чем. Идём, поговорим по дороге.

Мурмин ошалело кивнул и двинулся вслед за Мрачноглазом. Стражники- сопровождающие — тоже, демонстративно ругаясь.

— Понимаешь, — Мрачноглаз осёкся и замолчал, пропуская мимо группу встревоженных горожан, — я два месяца лежал и думал. О всём, что сделал, чего мог бы не делать и чего не сделал. И… Вот. Я упросил Эрнеста сделать тебя юстициаром. Ты ведь всегда мечтал об этом.

— Но не теперь, — проклятье, как всё сложно! — Я же стал поэтом. Меня уважали люди, я стал известен.

— Я знаю. Мне приносили твои стихи. И листовки. Но теперь ты будешь делать этот город лучше самым, — Мрачноглаз усмехнулся, — эффективным способом. Да и писать тебе никто не запрещал, верно?

— Верно, — Мурмин непонимающе нахмурился. — Выходит, моё место в страже, мой юстициарский амулет — это всё ты?

— Нет, прекрати. Ты сам их заслужил. А я помог тебя заметить.

Оба они знали, что это не так.

— И не думай об этом больше. Послушай меня, дружище. В этом городе мало кто заслужил эту честь больше тебя. Эти амулеты ковались для таких, как ты. Добрых, несгибаемых и упрямых в желании сделать всё так, чтобы всем было хорошо, — голос Мрачноглаза хоть и продолжал скрежетать, всё же звучал… Мягче. — Это меньшее, что я могу сделать для тебя. Дать тебе хотя бы то, что причитается.

Мурмин быстро кивнул. Демоны раздери… Он должен ему большее, в сто раз большее, но…

— Я должен тебе в сто раз большее, я понимаю, — Мурмин едва не споткнулся, уставившись на Баэльта. — Но я попытаюсь всё исправить.

Ничего он не сможет исправить. Как? Воскресит Тишаю и вернёт её к нему? Может, заставит Каэрту полюбить его, Мурмина?

Нет, конечно нет.

Но то, что он понимает это и пытается исправить…

Мурмин вздохнул. Его отец всегда говорил — терять друзей больно, но иногда терять врага бывает больнее.

— Ты хотя бы попробуешь простить меня, дружище? — в голосе — настоящая мольба.

— Попробую, — пообещал Мурмин. Он знал — Мрачноглаз большего и не попросит.

Он и не просил.

И за это Мурмину хотелось размозжить его голову о камни мостовой.

Они шли в самый центр, в самое сердце Веспрема. Площадь Торгового Третьего Совета. Дом Справедливости. Торговые палаты. И всё вокруг заполнено стражей.

Мрачные и нервные сержанты орали на рядовых, рядовые шпяныли горожан, горожане, толкаясь и оскорбляя друг друга, убирались прочь с площади. Рынок опустел. Лишь позвякивание доспехов, вопли командиров и грохот доспехов. Тусклый блеск металла под дождём. Ареол капель над толпой стражи.

— Баэльт, — наконец, вопрос созрел в голове. — Ты действительно считаешь, что я могу помочь этому городу?

— Нет, Мурмин. Считать — это одно. А я готов ставить на это свой второй глаз.

Мурмин кивнул. Благодарно.

Он не особо обольщался. Но сейчас ему было нужно это. Что будет дальше — это другой вопрос. Но сейчас ему нужно работать.

Хотя он с удовольствием поспал бы. Проклятье. Сколько дней он не спал?..

Массивные двери Дома Справедливости проступили перед ними из толпы. По бокам- гвардейцы. Стоят, понуро опустив головы, будто не защищает город от преступности, а просит милостыню.

— Стоять! Господин Эрнест не прини… Мрачноглаз?! — один из гвардейцев, рябой, вытаращился на них.

И по площади будто бы пролетела волна. Волна изумления. Волна роптания и шепотков.

Лишь на самом краю продолжали кричать приказания, пытаясь создать видимость управления.

— Ну, похоже на то, — мрачно проговорил Баэльт, слегка приподнимая шляпу.

Ропот начал подниматься, превращаясь в гомон и едва ли не крик.

Баэльт беспомощно глянул на Мурмина, и тот ободряюще кивнул ему.

— Мрачноглаз! — крикнул кто- то из глубины толпы стражи, и Мурмин криво усмехнулся.

— Собственной персоной — Баэльт Эриэрн! — взревел нидринг, пихая в бок Баэльта. — Помаши им! Живо!

Баэльт с вялой улыбкой помахал.

А через миг площадь взорвалась криками. Все визжали, кричали, улюлюкали.

Мурмин устало вздохнул. Боги. Ему такое и не снилось. Но почему он не чувствует ни зависти, ни злости, ни обиды?

Просто спокойствие. Будто бы всё, наконец, стало на места. Его ждали мелкие преступники, контрабанда, съёмная комната и вопрос — с кем забывать Каэрту?

А Мрачноглаза ждали восторженные крики, Каэрта и восстание. И так должно было быть.

И от этого было спокойно. Почти.

Что- то в груди тлело. Жгло. Шептало: «он не заслужил и десятой части этого.»

И Мурмин был согласен с этим чем- то.

Из ревущей толпы вынырнул ещё один юстициар. Чёрный плащ с серебряными прожилками выглядел чужеродно посреди мокрых и блестящих нагрудников стражи.