Джек Вэнс - Сказания умирающей Земли. Том IV [publisher: Издательские решения]

«Насколько я понимаю, все это пустая болтовня. Хаш-Монкур поручил Сарсему изготовить плермалион так, чтобы он указывал местонахождение призмы настолько приблизительно, чтобы вам никогда не удавалось на самом деле найти Персиплекс, и чтобы вы вместо этого гонялись за ним, как сумасшедший, преследующий неуловимый призрак».

«Понятно. И почему же ты мне не сообщил об этом раньше? Неважно! Наступит день, когда ты наконец поймешь, от кого зависят оазмеры твоей задолженности – от меня или от Хаш-Монкура… Эти завывания и крики в деревне не прекращаются! Похоже, что Дулька отрезает свой нос постепенно, по кусочкам. Ошерль, прикажи им замолчать».

«На мой взгляд, их веселье достаточно безобидно – они просто-напросто готовятся к пиршеству».

Риальто тревожно встрепенулся: «К пиршеству? Какого рода?»

«Они поймали последнюю из Парагонов – девушку, только что вылупившуюся из алебастровой ячеи. После того, как они ее сожрут и начнут переваривать, надо полагать, шума поубавится».

Риальто вскочил: «Ошерль, мы с тобой никогда друг друга не поймем. Следуй за мной, живо!»

Поспешно вернувшись в селение, Риальто нашел Дульку, сидевшего перед входом в свою хижину на паре огромных пуховых подушек; на его забинтованном носу красовалась горячая примочка. Подготовка к праздничной трапезе шла полным ходом – женщины чистили и нарезáли корнеплоды, овощи и приправы в соответствии с традиционными рецептами. В клетке, устроенной неподалеку, стояла последняя из Парагонов: девушка, которую мясник охарактеризовал бы как «несколько меньше средних размеров», «отборного качества», «нежную, но не слишком жирную». Ее одежда распалась в прах на протяжении многотысячелетнего сна; на ней ничего не было, кроме ожерелья из меди и бирюзы. Осунувшись от страха, она смотрела сквозь прутья клетки на то, как два увальня, помощники мясника, устанавливали разделочный стол и точили ножи.

Загибатель Дулька нахмурился, заметив приближение Риальто и Ошерля: «Что еще вам понадобилось? Мы собираемся устроить наш последний банкет. С вашими делами придется подождать – если, конечно, вы не пришли, чтобы избавить меня от болячек».

Риальто сказал: «Банкет не состоится – если, конечно, ты сам не согласишься залезть в котел. Ошерль, вызволи девушку из клетки и одень ее как следует».

Ошерль разнес деревянную клетку на миллионы щепок и облачил девушку в бледно-голубой халат. Дулька закричал от отчаяния, а другие сельчане дошли до того, что схватились за оружие. Для того, чтобы отвлечь их внимание, Ошерль создал четырех синих гоблинов трехметрового роста. Прыгая вперед и щелкая клыками, гоблины заставили антропофагов прытко убежать в лес.

Риальто, Ошерль и ошеломленная девушка вернулись к шатру, где Риальто подал ей укрепляющую нервы настойку и тихим, ровным голосом объяснил ей сложившиеся обстоятельства. Она слушала, устремив неподвижный взгляд в пространство – и, возможно, что-то поняла из того, что ей говорил волшебник, потому что через некоторое время она расплакалась навзрыд. Риальто подмешал к настойке успокаивающее средство, и скорбь последней из Парагонов постепенно сменилась рассеянным сонным состоянием, в котором катастрофа ее жизни почти не вызывала эмоций; теперь она просто хотела сидеть рядом с Риальто, испытывая облегчение в присутствии спасителя.

Ошерль цинично поглядывал на сидевшую напротив парочку: «Риальто, вы – любопытный субъект, представитель упрямой и загадочной породы».

«Почему же?»

«Бедняга Дулька безутешен, его племя бродит по лесу в темноте – гоблины их так напугали, что они не отваживаются вернуться домой. Тем временем вы утешаете безмозглую самку и говорите ей любезности».

Риальто ответил спокойно и с достоинством: «Я руководствуюсь соображениями галантности, выходящими за рамки твоего понимания».

«Вот еще! – Ошерль хрюкнул. – Вы тщеславны, как павлин, и уже подумываете о том, какие хвастливые позы произведут наилучшее впечатление на это едва половозрелое несмышленое существо, с которым впоследствии вы несомненно попытаетесь провести время в любовных утехах. Тем временем Дульке нечего жрать, а моя задолженность раздражает меня по-прежнему».

Риальто поразмышлял несколько секунд: «Ошерль, ты хитер, но недостаточно. Меня не так просто отвлечь, как ты думаешь. Следовательно, вернемся к нашему прерванному разговору. Что еще – касательно сговора Сарсема с Хаш-Монкуром – ты позаботился от меня скрыть?»

«Я не уделял особого внимания их замыслам. Вам следовало бы точнее определить, какие именно стороны их взаимоотношений вас интересуют».

«С упреждением? Как я могу знать, чтó именно меня заинтересует до тех пор, пока не получу какие-нибудь сведения об их сговоре?»

«По правде говоря, я знаю немногим больше вашего. Хаш-Монкур надеется осуществить свои планы с помощью Сарсема – но это неудивительно».

«Сарсем играет с огнем. В конечном счете он будет сурово наказан за двоедушие! Так наказан, чтобы его судьба послужила примером и предупреждением все инкубам!»

«Вы говорите так, будто конечный результат игры предопределен!» – беззаботно заметил Ошерль.

«Что ты имеешь в виду?»

Но Ошерль больше ничего не сказал, и Риальто, чтобы подчеркнуть свое недовольство, приказал ему выйти наружу и охранять шатер всю ночь. Ошерль упростил свою задачу, соорудив по углам шатра четыре огромные головы гоблинов, озаренные изнутри призрачным голубым сиянием; когда Риальто решил выглянуть из шатра, чтобы поинтересоваться, как идут дела, он сам испугался.

Вернувшись внутрь, Риальто устроил девушке постель; она легла и тут же заснула от полного эмоционального истощения. Через некоторое время Риальто тоже прилег отдохнуть.

Наутро девушка проснулась в сосредоточенно-безразличном настроении. Риальто устроил ей ванну в отдельном помещении и наполнил ее надушенной водой, а Ошерль, превратившись по такому случаю в служанку, приготовил для нее новый опрятный костюм: белые полотняные брюки, алую блузу с золотистыми пуговицами и черной бахромой, а также черные полусапожки, расшитые красными нитями. Девушка выкупалась, оделась и привела в порядок не слишком длинные черные локоны, после чего осторожно вышла в основное помещение, где Риальто присоединился к ней во время завтрака.

Пользуясь возможностями глоссолария, он обратился к ней на ее родном языке: «Тебе пришлось пережить ужасную трагедию – позволь мне выразить сожаления по этому поводу. Меня зовут Риальто; так же, как ты, я не родился в эту тоскливую эпоху. Могу ли я поинтересоваться: как тебя зовут?»

Сначала девушка, казалось, не хотела отвечать, но потом произнесла упавшим голосом: «Мои тайны больше не имеют значения. В своем внутреннем представлении я называю себя „Фарудой, дочерью Зари“ или „изысканной дочерью Рассвета“. В школе меня прозвали „Шалукке“ – „лучшая пловчиха“. Так меня и называли подруги».