Джек Вэнс - Сказания умирающей Земли. Том I [publisher: Издательские решения]

Похолодев от страха, Гайял выскочил обратно в выставочный зал. Но щупальце снова развернулось, рука на конце щупальца обхватила пальцами лодыжку девушки. Глаза гигантской физиономии заблестели, на ее повисшем языке образовалась новая припухлость, из которой росло еще одно щупальце… Ширль споткнулась, упала и продолжала лежать без чувств, неподвижно уставившись в потолок с пеной у рта. Гайял кричал, как безумный, но не слышал собственного крика – подбежав к отростку чудовища, он стал рубить его кинжалом. Он хотел рассечь кисть серой руки, но кинжал отскакивал от упругой плоти так, словно прикосновение к ней вызывало у благородного оружия непреодолимое отвращение. Едва сдерживая рвоту, Гайял схватил щупальце обеими руками и, приложив отчаянное усилие, сумел переломить растущую на нем конечность через колено.

Великанское лицо поморщилось, щупальце отпрянуло. Гайял схватил девушку за руки, оттащил ее в выставочную галерею, поднял ее и отнес подальше от арки.

Вернувшись к проходу, он снова заглянул в него, содрогаясь от страха и ненависти. Огромный рот закрылся; лицо, разочарованное неудачей, презрительно усмехалось. Теперь Гайял заметил нечто странное: из влажной ноздри гиганта сочился белесый дымок. Кружась медленным вихрем, дымок корчился и судорожно увеличивался, превращаясь в высокую фигуру, закутанную в белый саван, с изможденным лицом и глазами, черневшими подобно глазницам черепа. Испуская мяукающие стоны, призрак, явно страдавший от мягкого освещения, полетел, волнообразно покачиваясь, в сторону галереи. Призрак время от времени останавливался, словно натыкаясь на невидимое препятствие, но затем продолжал прерывистое воздушное перемещение.

Гайял не двигался. Он больше ничего не боялся, страх перестал иметь значение. Мозг может реагировать только в той мере, в какой изобилие ощущений не превышает способность к восприятию. Почему бы он стал бояться призрака? Он мог разорвать его на части голыми руками – в конце концов, это был всего лишь вздыхающий туман.

«Прочь, назад! – раздался новый, незнакомый голос. – Прочь! О, мои талисманы, мои амулеты! Беда, беда! Горе Торсинголу… Изыди, чертов призрак, вернись туда, откуда вылез! Прочь, говорю! Изыди, а не то я приструню твоего повелителя актиническим разрядом! Тебе запрещено здесь находиться – таков непреложный указ Ликургата! Да-да, именно так – Ликургата Торсингола! Так что изыди, будь так любезен».

Призрак задержался, покачиваясь в воздухе – его черные глазницы свирепо, но бессильно уставились на старика, ковылявшего по галерее.

Отступая рывками, летучий призрак вернулся к сопливому лицу, и оно всосало его в ноздрю.

Из уст уродливого гиганта послышался булькающий рокот – он широко разинул пасть, превратившуюся в подобие серой пещеры, и отрыгнул струю белого газа, напоминавшего пламя, но все же не пламени. Пелена этого газа устремилась к старику – тот даже бровью не повел. Вокруг металлического стержня, укрепленного высоко над аркой прохода, образовался быстро вращающийся диск золотистых искр. Искры рассыпались по пелене белого газа – пелена втянулась в рот огромного лица, откуда тут же высунулась черная антенна, изогнувшаяся в сторону вращающегося диска и поглотившая золотистые искры. На какое-то время наступило мертвое молчание.

Старик прокряхтел: «А, подлое исчадие потустороннего мира! Не даешь мне покоя, хочешь, чтобы я сдался и сложил с себя полномочия? Не дождешься! Ничего у тебя не выйдет! Жезл легко справляется с извращенной магией. Ничтожество! Вон из Музея! Убирайся восвояси, в Джелдред!»

Рокочущее бульканье огромных губ продолжалось. Зев снова раскрылся, как серая, вязко подергивающаяся пещера. Глаза монстра загорелись титаническим гневом. Рот-пещера взревел, распространяя сокрушительную лавину звука, сотрясавшего голову и словно забивавшего гвоздь пневматическим долотом в самое средоточие мозга.

Из стержня над аркой брызнул серебристый туман. Ревущая волна захлебнулась, свернулась, погрузилась в металлический туман, пленивший и поглотивший ее; от нее не осталось ни звука. Туман сжался в плотный шар, удлинился, как копье, и, разогнавшись, глубоко погрузился острием в губчатый нос гиганта. Послышался глухой отголосок взрыва; огромное лицо скорчилось от боли, а его нос превратился в розетку разорванных лепестков серой плазмы. Лепестки шевелились и раскачивались, как лучевые отростки морской звезды, после чего снова срослись, и шишковатый нос стал заостренным конусом.

Старик сказал: «Ты что-то сегодня капризничаешь, мой демонический гость! У тебя отвратительный нрав. Мешаешь бедному старому Керлину выполнять его обязанности. Нехорошо! Ты изобретателен, но не предусмотрителен. Так что же, Жезл? – старик обратился к стержню над аркой. – Ты почуял этот звук? Придумай равноценное наказание, этой омерзительной роже давно пора устроить взбучку».

Послышался хлопок: из стержня выдвинулся черный кнут, громко щелкнувший в воздухе, изогнувшийся под арку и хлестнувший по серому лицу. На лице образовался растущий рубец. Лицо вздохнуло и сморщилось, глаза его зажмурились, спрятавшись в зеленоватых складках плоти.

Куратор Керлин рассмеялся – визгливым, тявкающим, безразлично-рассеянным смехом. Смех этот внезапно прервался – так, словно никогда не начинался. Куратор повернулся к Гайялу и Ширли, стоявшим, прижавшись друг к другу, недалеко от арочного прохода.

«А это еще что такое? Музей закрыт, занятия кончились! Разве вы не знаете расписание? Почему вы задержались, что вы тут делаете?» Старик строго погрозил им пальцем: «В Музее не положено безобразничать, я этого не допущу. Ступайте прочь, возвращайтесь домой в Торсингол. И в следующий раз уходите, как только прозвенит гонг – вы нарушаете установленный порядок…» Старик прервался и бросил беспокойный взгляд через плечо: «Сегодня вообще все не так, как положено! Ночной ключарь опять опаздывает, это никуда не годится… Я уже целый час жду этого бездельника, придется доложить о нем в Ликургат. Мне давно пора прилечь у камина… Разве можно так обращаться со старым Керлином? Я не обязан замещать всю ночь какого-то ленивого дебила… Выгонять опоздавших – его обязанность, а не моя! А вы? Почему вы все еще здесь? На улице уже стемнело!» Старик приблизился к Гайялу и его спутнице, раздраженными жестами приказывая им покинуть галерею.

«Уважаемый Куратор, мне нужно в с вами поговорить», – сказал Гайял.

Старик остановился, прищурился: «Что? Еще какие-то хлопоты? Нет уж, я свою смену отработал, а вы нарушаете правила. Правила нужно соблюдать. Обратитесь ко мне завтра утром – я буду в аудиариуме четвертого округа – тогда я вас выслушаю. А теперь уходите!»