Мария Семенова - Братья

— Что там у тебя?

— Вот… исполнил!

Светел глянул из-под строгих бровей. Взял, придирчиво осмотрел… Сгрёб братёнка, крепко тряхнул, мало не уронив гусли:

— Достиг, плетухан! Скажи матери, пусть сковородку калит! Ныне пепел с кашей съешь, чтобы не забылась наука!

Жогушка с визгом умчался. Светел радостно подхватил гусли, открыл рот… осёкся. Во двор вошла Розщепиха.

Парни переглянулись. Небыш кивнул: привык уже понимать с полувзгляда. Двое гуселек прозвенели согласно, две глотки грянули разом:

На большакову сестру стало страшно смотреть. Задохнулась, глаза вылезли, сейчас замертво упадёт! Опамятовалась, стукнула клюкой:

— Похабники! Что несёте? Вот матерям скажу, велю настегать!

Парни смолкли, дружно поднялись, поклонились.

— Мы, тётенька, про орех загадку поём и как его зубами колоть. А ты что сдумала, растолкуй?..

Светел отложил гусли, вышел из дровника:

— Пожалуй в избу, великая тётенька Шамша.

Розщепиха пригрозила палкой, устыдила за что-то ещё, уже невнятно. Скрылась в сенях.

— Погодила бы, у нас другие загадочки есть, — негромко, тонким голоском пустил вслед Небыш. — Про ключик с замочком, про игольное ушко с ниткой, про карман… Как то называется, куда живое тело пихается?..

Отсмеявшись, парни снова сели друг против друга, упёрли в колени пяточки гуслей. Только затеяли повторить заковыристый перебор — мелькнула кручинная понёва, платочек внахмурочку. Ишутка, легка на помине.

— Сестрёнка, — обрадовался Светел. — Сядь послушай, мы песню для тебя изукрасили!

А сам отделаться не мог, всё думал, как это Кайтар возьмёт её за руки, станет целовать, холить девью красоту, в дом введёт, будет государыней величать… Почему у него, Светела, ничего подобного не видать впереди?

Едва перешагнув порог, Ишутка бросилась в ноги Коренихе:

— Бабушка Ерга! Не оставь…

— Да что стряслось, дитятко?

Ишутка поймала её руку, прижалась, полила слезами:

— Бабушка, страшно мне… моченьки нет… благослови, государыня, матушку Равдушеньку проводить до Вагаши!

Светел сразу понял — бабушка не откажет. Тихая Ишутка впервые просила сама, а сколько услуживала! Всё же Корениха сдвинула брови:

— С тобой, дитятко, посажёными родителями сами большаки едут…

— Мало того что рогожник во дворе сидит, Светелка неведомым песням подучивает, ещё и ты, дура-девка, последний умишко обронить норовишь! — всплеснула ручками Розщепиха. — В свадебный поезд вдовую зазывать?

Бабушка усмехнулась:

— На себя погляди, сестрица Шамша. Ты-то едешь.

— Да я что? Я ж не в свадебном чину, я так, захребетницей, со стороны приглядеть…

Корениха кивнула:

— Вот и Равдуша со стороны приглядит, чтоб девочку бережно довезли. Собирайся, невестушка.

Мама оглянулась от печи, забыв, чего ради несла к растопке лучину.

— И мало́го с собой опять? — ахнула Розщепиха.

Бабушка решительно приговорила:

— Малой дома побудет. А вот старшего с матерью обороной пошлю.

«Что?..» У Светела разом выросли крылья и в животе противно заныло. Он даже не слышал, как благодарила Ишутка. Уже шёл ерепенить Кайтарову дружину, шагал единым плечом с Гаркой, Зарником, Небышем… Снова придвинулось, начало сбываться что-то большое, хотелось спешить навстречу неведомому.

А ещё хотелось забиться подальше, спрятаться в знакомой клети.

Носыня с осуждением тряхнула пальцем вслед убежавшей сговорёнке:

— Таково оно, чужих пригревать! Сколько ни корми, всё за лес смотрят.

«Да это ж обо мне опять! Как есть Розщепиха…»

Когда Пеньки остались одни, бабушка Ерга устало опустила голову на руку:

— Я-то думала, хватит уже с моей семьи проклятого Левобережья… А нешто сироту не уважить?

Из печного устья повалил дым, заклубился, ища выхода. Равдуша схватилась, побежала открывать дымоволок.

Жогушка стоял в уголке, держал забытый лапоть, губы дрожали. Светел присел перед ним, взял за плечи:

— На тебя надея, братёнок. Мужиком в доме останешься!

Когда делаешь первый шаг, предстоящий путь кажется бесконечным, полным непостижимых опасностей. Когда путь завершается, бывает впору дивиться: чего боялся? Какие напасти мерещились?..

Оплошные это мысли. Их гнать надо, поколи не споткнулся.

«Мы путём в Росточь тоже загадывали: дай Светынь перейти… А потом, когда смерть в зимовье нашли, — дай только к Звигурам добраться…»

Морозные облака высоко стояли над Левобережьем. Горбы холмов, бедовники на полуденных склонах, два останца, меж которыми раньше бежала к Светыни быстрая речка. Край, отнявший у Светела отца и старшего брата, вовсе не выглядел проклятым и беззаконным. Земля как земля. Конечно, не Коновой Вен, но тоже красивая.

Здесь была уже вагашинская круговина.

И маленькая оттепельная поляна, где встали на последнюю ночёвку твёржинские походники, ничем не напоминала Подстёгин погост.

Уже под сумерки прибежали на развед жениховы друзья пополам с вагашатами. Гаркины молодцы их встретили как подобало. Молча выстроились кругом шатра, откуда слышалось заунывное:

Светел даже уловил одобрительный взгляд дядьки Шабарши. Ребятушки стояли суровые, неприступные. Каждый — с копьём и плетёным щитом, украшенным изображением калача. Копья были без железков, но дружина выглядела потешной хорошо если наполовину. Завтра они в полной мере проявят гордую удаль. Не дадут воинству жениха умыкнуть суженую без выкупа. Кайтаровичи похаживали вокруг, примеривались задориться, но, конечно, прямо в становище ни на что не отваживались.

Вот завтра, на той самой речке меж холмами, пришлые чего угодно дождутся!

Светела потянули за руку.

— Дяденька…

Опёнок обернулся, узнал, обрадовался:

— Котёха! — Заметил под спутанными кудлами свежий синяк возле глаза. — Эх, малый…

«Куда Ишутку отдаём за тридевять окоёмов?! Вот бы Кайтара к нам… братом новым… Он и правильной речью владеет, как урождённой…»

Веретейский сирота ковырял снег стоптанным поршнем. За год он прибавил не меньше ладони, став совсем похожим на Светела шесть вёсен назад.

— Дяденька, нападут завтра на вас… За тесниной, перед болотом…

— Где нападут, там и шапки забудут, — кивнул Светел. Другие вагашата, в том числе мачехин сын, про мальца как будто забыли. — А пошли к нам в шатёр?

«Обогрею, маме покажу. Вдруг нелюбую родню согласит за выкуп отдать? Что мне лишних лыж не наделать…»