Мария Семенова - Братья

Котёха пугливо скосился, шмыгнул носом, накрыл горстью синяк, решился, зачастил:

— Дяденька, я тропу короткую укажу! Веточку заломлю, след покину!

— Что за тропка? — насторожился Светел. — Куда?

Мальчонка топтался, как на горячей сковороде:

— А в обход, по ручью! Они перед болотом в засаде ждать будут, а вы из-за плеча на них!

— Погоди… самого не прибьют?

Котёха прянул в сторону, вывернулся из-под руки, убежал.

Гарко с подвоеводой Зарником обрадовались неожиданной вести.

— Значит, зададим гнездарям! Знай северян!

— Он тебе на чём сулил веточку заломить? А след от лапок узна́ешь?

Светел нахмурился:

— След-то узнаю, премудрость невелика…

— А что не по нраву?

Опёнок пожал плечами, задумался, не умея сразу ответить.

— Боишься, накажут мальчонку?

— Так его никто за язык не тянул. И след мы затопчем.

— Не то плохо, — сказал наконец Светел. — От своих больно далеко отбежим.

Зарник дёрнул бровью, где сидела зарубка:

— Светелку от мамоньки не отойти! — Нарочно подпустил левобережное слово, посмеялся. — Не трусь, воевода тебя оставит при поезде, подальше от боя. Оботуров песнями развлекать.

Светел ощетинился:

— Ты сам чего хочешь? Гнездарям бока отходить или невестины санки сберечь?

— Вот что, — расправил плечи Гарко. — Я воевода, меня слушай! Если Светел примету увидит — все вместе тропкой пойдём. Чтобы знали царские угодники Коновой Вен!

Раньше здесь было величаво. Земля спускалась к Светыни не плавно, а словно бы широкими ступенями, каменными раскатами. Младшая река, бежавшая с водоспуска, звалась по-местному Рука́вицей — оттого, что, свергнувшись падуном, разбегалась двенадцатью звонкими рукавами. Дикомыты, конечно, смеялись. Рукави́ца!

Скальные ступени, некогда очень высокие и крутые, давно изгладил белый ковёр. А вместо серебряного звона стояла снежная тишина.

— Дядя Шабарша, мост андархи построили? — спросил Светел.

Большак тоже смотрел вдаль. Причудливые ветра не давали снегу облепить высокие дуги опор, дочиста лощили широкую бороду водопада, струившуюся под мост. Даже теперь было видно: Рукавица сдалась не сразу. Уже скованная ледяным сном, всё тянулась к матери Светыни, рвалась сквозь стужу, изливалась слезами последних струй… Борьба давно кончилась, бури доламывали густую бахрому капельников, превращая застывший падун в гладкую зеленоватую стену.

Шабарша задумчиво ответил:

— Кто говорит, андархи…

— Боги не попустили до нас со своими дорогами дотянуться! — сказал Зарник.

Светел спросил:

— А кто-то иначе говорит, дяденька?

— Своим умом подумай, Опёнок, — усмехнулся Шабарша. — Такие дороги, каменные да с мостами, в коренной-то Андархайне не всюду уделаны.

— А тут пограничье, — пробормотал Светел. — Недавно на щит взятое. Успели бы выстроить? И куда за Вагашу мостили?

— К нам, куда ещё! — засмеялся Гарко. — Дань возами возить! Благословишь ли, дедушка, нам с ребятами вперёд выбежать? Кайтаровичам возвестить, чтоб встречу готовили?

Большак отмахнулся:

— Идите уже, одно мельтешение от вас.

Гарко трижды стукнул по мосту ратовищем копья, первым шагнул на камни. Невелика вроде Рукавица, да на том берегу всё равно другая земля, другой мир. С мостом не шути! Даже с простой жёрдочкой через ручей. А этот, каменный, ещё и назывался Калиновым.

— У них, говорят, и река Смерёдина где-то есть, — хороня подспудную оторопь, засмеялся Зарник.

Смех получился ненастоящим, дружина не отозвалась. Когда избегают прямо называть кровь, говорят о калине. Все это знали.

На мосту снега почти не было. Лапки брякали шипами по льду, одевшему тёсаный камень. Светел прихлопывал по певчему корытцу гуслей, отдав Небышу играть песню, тешиться наконец-то постигнутыми переборами. Сам всё слушал себя, ждал особого чувства… почти как в Торожихе, когда встретились гости, баявшие по-андархски. Вдруг мост внятное скажет? Узна́ет шаги, исстари знакомые, надумает отозваться?..

Не отозвался. Лишь убегала назад дужчатая кладка, выложенная с лукавым искусством. От какого места ни посмотреть — лепестки во все стороны, конца и начала не разберёшь. Надо будет на обратном пути подробнее приглядеться. Пока одно было ясно: Шабарша правду сказал. Такую мостовину мостить на краю толком не преклонённой страны, всякий день ожидая то западни, то наскока? Нет уж. Казистые дуги только у себя дома выводят. Без спеха. Внукам на любование…

За мостом продолжался дорожный тор, убитый снегоступами вагашат. Ребята повеселели, снова стали галдеть:

— Кайтаровичам снежки уступим или рукопашную?

— Нам не уступать стать! Пусть Ишутка в доме главенствует!

— Да ладно. На любки потолкаемся, и за пиво.

— Молодые без нас дело решат. Кто на первое утро у ладушки за спиной пробудится, тот голова.

— А вагашатам науку сполна зададим! Ишь злые, Ойдриговичей ждут, нового завоевания чают.

Гарко оглянулся:

— Светел! На чём веточка окажется?

У ребят блестели глаза, в предвкушении весёлой потехи шутки сыпались сами:

— Наш гусляр на ходу спит!

— Ждёт, мамка обратно не позовёт ли!

Светел улыбнулся, поправил меховую харю, до времени сдвинутую с лица. Вольно им смеяться. Счастливые, они дома сидели, пока Жог гвоздил больной рукой в стену, не благословляя побега… Чем ещё такой тычок допустить, лучше рот закрыть да покориться. И мама… только бы не глядеть, как расплачется…

— Сюда тропка, — почти сразу сказал Светел.

Ребята остановились. Румяные, синеглазые, каждый с плетёным щитом, с копьём вместо кайка.

— Да где заломлено?

Светел указал в сугробе прутик. Две половинки, связанные лоскутком коры.

— А вон и след тянется!.. — выметнул руку Зарник.

Небыш весело ударил песню:

— А стать почитать, стать сказывать!

— Глуши струночки, — велел Гарко. — Потиху станем идти.

След перепархивал по макушкам плотных сугробов. Не лунками — птичьими невесомыми отметинами, почерком быстрых крыл. Светел зримо представил, как в густых сумерках здесь серым заюшкой скакал тощий мальчонка: вот бы «дяденьку» за недолгое добро отдарить и своим не попасться…

От дороги след круто сворачивал к самому водопаду. Обнимал скалу, нырял под застывшее низвержение падуна. Сюда не намело снегу, лапки с хрустом сминали морозное кружево брызг, в зеленоватой сутеми блуждали шёпоты отголосий. Местами проход был совсем узким, ребята протискивались по одному, притихшие, настороженные. Будто мало им было моста — опять на свою сторону Рукавицы! Да не над рекой, а под ней! Только что покинутый берег уже мнился чужим, непривычным. Чего угодно можно дождаться.