Роберт Джордан - Око Мира [litres]

Агельмар оставил попытки найти свой меч, но по-прежнему подозрительно смотрел на Ранда и его друзей.

– Морейн Седай, раз вы говорите, кто они есть, значит они такие и есть, но я не вижу этого. Фермерские мальчишки. Вы уверены, Айз Седай?

– Древняя кровь, – сказала Морейн, – разделяется подобно тому, как река растекается тысячу раз на тысячу ручейков, но иногда ручейки сливаются вместе, чтобы вновь стать рекой. Древняя кровь Манетерен – сильна и чиста почти во всех этих юношах. Станете ли вы сомневаться в силе крови Манетерен, лорд Агельмар?

Ранд покосился на Айз Седай. «Почти у всех». Он рискнул бросить взгляд на Найнив; та повернулась, чтобы, слушая, видеть Морейн, но по-прежнему избегала глядеть на Лана. Ранд уловил на себе взгляд Мудрой. Она покачала головой – она не рассказывала Айз Седай, что он родился не в Двуречье. «Что знает Морейн?»

– Манетерен, – медленно произнес Агельмар, кивая. – Я бы не стал сомневаться в этой крови. – Затем добавил, уже быстрее: – Необычные времена несет Колесо. Фермерские мальчишки несут в Запустение честь Манетерен, однако если какая кровь и способна нанести сокрушающий удар по Темному, так это – кровь Манетерен. Да будет так, как вы желаете, Айз Седай!

– Тогда позвольте нам удалиться в наши комнаты, – сказала Морейн. – С солнцем мы должны выступить, времени все меньше. Юноши будут спать поблизости от меня. До битвы слишком мало времени, чтобы позволить Темному нанести по ним еще один удар. Слишком мало.

Ранд ощутил на себе взгляд Морейн, изучающий его и Мэта с Перрином, оценивающий их силу, и задрожал. Слишком мало!

Ветер трепал плащ Лана, и Стража иногда трудно было различить даже при солнечном свете. Ингтар и конная сотня, которых лорд Агельмар послал проводить Морейн и ее спутников к границе – на случай, если встретится троллочий отряд, – являли собой яркое зрелище: двойная колонна закованных в броню воинов с красными вымпелами, восседающих на облаченных в сталь лошадях, во главе их – знамя с серой совой, знамя Ингтара. Великолепием они не уступали сотне гвардейцев королевы, но Ранд изучал виднеющиеся далеко впереди башни. На шайнарских конников за целое утро он уже нагляделся.

Каждая башня стояла, высокая и крепкая, на вершине холма, в полумиле от соседней. К востоку и западу возвышались другие, а позади их было еще больше. Вокруг каждой каменной колонны спиралью обвивался широкий, обнесенный стеной въезд, оканчиваясь на полдороге к зубцам и бойницам тяжелыми воротами. Вылазка гарнизона была бы защищена от неприятельских стрел до самого подножия башни, но враги, старающиеся пробиться к воротам, неминуемо попадали под дождь стрел и град камней с башенных стен, а также под потоки кипящего масла из больших котлов, свисающих снаружи стены. Большое стальное зеркало, сейчас аккуратно повернутое вниз, от солнца, сверкало на верхушке каждой башни над высокой железной чашей, где зажигали сигнальные огни при отсутствии солнца. Сигнальными огнями можно было посылать сообщения башням дальше от границы, а от них – еще дальше, и так до крепостей в сердце страны, откуда отправлялись конные воины отразить набег. В обычные времена так оно и случалось – набеги отбивали.

С двух ближайших башен за приближающимся отрядом наблюдали часовые. На каждой башне людей было совсем мало, и они с любопытством выглядывали между зубцами и в бойницы. В лучшие времена гарнизоны башен укомплектовывались лишь так, чтобы они могли защищаться сами, полагаясь больше на каменные стены, чем на силу оружия, но сейчас каждый человек, без кого можно было обойтись, и даже сверх того, – все скакали к Тарвинову ущелью. Падение башен не будет иметь значения, если удержать Тарвиново ущелье.

Когда отряд проезжал между двух башен, Ранд поежился. Ощущение у него было такое, будто проскочил через стену холодного воздуха. Это была граница. Местность за нею ничем не отличалась по виду от Шайнара, но там, где-то за безлистными деревьями, затаилось Запустение.

Ингтар поднял стальной кулак, останавливая конников невдалеке от каменного столба на виду у башен. Пограничный столб, отмечающий границу между Шайнаром и тем, что некогда было Малкир.

– Прошу прощения, Морейн Седай. Простите, Дай Шан. Простите, строитель. Лорд Агельмар приказал мне дальше не заходить. – В голосе Ингтара слышалось сожаление и вообще недовольство жизнью.

– Именно так мы и планировали. Лорд Агельмар и я, – сказала Морейн.

Ингтар уныло хмыкнул.

– Простите, Айз Седай, – извинился он таким тоном, будто и не думал извиняться. – Эскортировать вас сюда означает, что мы доберемся до ущелья уже после того, как закончится битва. Меня лишили возможности стоять там вместе с остальными, и в то же время мне приказано ни шагу не ступать за пограничный столб, как будто я раньше никогда не бывал в Запустении. И милорд Агельмар не скажет мне почему. – В глазах, сверкнувших за решеткой забрала, последнее слово превратилось в вопрос, обращенный к Айз Седай. Ингтар старался не смотреть на Ранда и прочих; он узнал, что Лана в Запустение сопровождают они.

– Готов поменяться с ним, – произнес тихонько Мэт Ранду. Лан пронзил обоих острым взглядом. Мэт потупился, его бросило в краску.

– У каждого из нас своя доля в Узоре, Ингтар, – твердо сказала Морейн. – Отсюда мы должны плести свои нити порознь.

Ингтар склонил голову – хотя и не такой низкий поклон, насколько ему позволяли доспехи.

– Как вам угодно, Айз Седай. Теперь я должен оставить вас и скакать во весь опор, чтобы успеть к Тарвинову ущелью. Там, по крайней мере, мне будет… позволено встретить троллоков лицом к лицу.

– Вы на самом деле этого так хотите? – спросила Найнив. – Сражаться с троллоками?

Ингтар бросил на нее недоуменный взгляд, затем перевел взор на Лана, будто бы Страж мог что-то объяснить.

– Это дело моей жизни, леди, – медленно произнес командир сотни. – Это то, зачем я живу. – Он поднял руку в латной рукавице, обратив ее ладонью к Лану: – Суравайе нинто маншима тайшите, Дай Шан. Да покровительствует мир твоему мечу.

Развернув лошадь, Ингтар поскакал на восток, следом за ним – знаменосец и сотня конных воинов. Они шли неспешным, размеренным походным шагом, таким одетая в броню лошадь скачет не быстро, но далеко.

– Как странно они говорят, – сказала Эгвейн. – Почему они так говорят? Мир?

– Когда что-то знаешь не иначе как во сне, – ответил Лан, пришпоривая Мандарба, – это становится больше чем талисманом.

Ранд, проехав за Стражем мимо пограничного столба, повернулся потом в седле, провожая взглядом исчезающих за голыми деревьями Ингтара и его конников. Затем из виду пропал пограничный столб, потом – проглядывающая над деревьями последняя из башен на вершинах холмов. Совсем скоро они вновь оказались в одиночестве, направляясь на север под безлистным пологом леса. Ранд погрузился в настороженное молчание, и на этот раз даже Мэт ничего не говорил.