Дмитрий Манасыпов - 13 участок. Чужак [AT]

Я едва успел, если честно.

Шерстью пахнуло почти в лицо, когда первым выстрелом смог попасть в образину, метнувшуюся с высоты. Пахнуло, ведь бегущего первым сбоку я пропустил. Но не пропустила Роецки, подбившая тому нижнюю лапу, заставившая оборотня споткнуться и не попасть в меня. А я постарался не промахнуться.

Серебро — страшная штука для Старых, пусть и не для всех. Для огромных клубков мускулов, костей и шерсти серебро убийственно. Особенно, если летит картечью.

Мохнатому пришлось с левой стороны, раскидав клочья волос, мясо и нижнюю челюсть, разнеся короткую толстую шею и подарив мне жизнь.

Со стороны домика у берега, хрипло рыкая, несся тот самый «охотник». Роецки, явно довольная, срезала его очередью и, на бегу, выпустила половину пистолетной обойму в лобастую башку. Если повезет, то насмерть, если нет, то все равно будет долго валяться, приходя в себя.

Я влетел внутрь вслед за ней и тут же навалился на дверь. Отличную толстую дверь, сбитую чертовым оборотнем из дубовых досок. Мохнатые любят жить по старинке и железный запор, лежавший на полу, это доказывал на сто процентов. Накинул его на петли и порадовался, что успел, ровно когда с той стороны тяжело ударило мощное тело.

— Болт тебе на воротник, блохастый!

Роецки, уже ищущая ключи от катеров, даже удивленно блеснула глазами, явно не понимая — причем тут болт?

Мохнатая тень выбила стекло и метнулась к ней, когда я перезаряжал обрез…

Я прыгнул туда же, вжав голову в плечи и надеясь, что погибну сразу. Да, вот такой я идиот, рыцарь, мать его, в сияющих доспехах. Мне повезло, мохнатый не махнул лапищей и не куснул, а мне выпало влететь ему в бок.

Ощущение — как будто в телеграфный столб въехал, разогнавшись. Стена, принявшая мою тушку, только способствовала эффекту. Но оборотень чуть отклонился, а мои пальцы успели сделать самое нужное — воткнуть патроны в стволы.

Дах!

Картечь разворотила грудь и горло, раскидала красные ошметки и спасла Роецки, очумело смотрящую на живописный натюрморт со скотобойни. За стеной раздался мягкий топот и как-то почти само собой вышло вскинуть вертикалку вверх и шарахнуть вовремя. Точно в тот самый момент, когда следующая тварь влетела внутрь по грудь. Разве что…

Разве что оборотень успел втиснуться еще на пару дюймов и серебро разворотило ему брюхо. Меня обдало горячим и пахнущим не переваренным ужином, а шерстяная туша закрыла окно. Пусть ненадолго, но подарив нам с Роецки небольшую фору.

— Лови!

Она крикнула мне, уже добежав до того-самого катера, явно отыскав нужные ключи. Я поймал ее «томми» в полете, выхватил ТТ и начал стрелять как чертов техасский рейнджер, прижимая тяжеленный пистолет-пулемет к бедру. Двух первых мохнатых, выскочивших на пирс, срезал, заставил покатиться и помешать следующим.

— В катер!

Я прыгнул спиной назад, надеясь, что не промажу. Приложился о скамью-банку, крякнул от удара по спине и сел, расстреливая лодки и пару катеров похуже, надеясь попасть хотя бы в один мотор. У меня получилось.

Рвануло сильно, распустившись рыже-красным цветком и подпалив пару резво прыгавших зверей, взвывших и упавших в воду. А Роецки убивала движок, сразу отправив катер в отрыв от этого сумасшедшего зоопарка, чьи обитатели неслись по берегу, но не стремились прыгать в воду.

Я сел, стараясь не терять их из виду и торопливо перезаряжая обрез, в суматохе все же оставшийся со мной, пусть и едва не потерянный во время последнего рывка. Как и когда сумел впихнуть его в кобуру под пальто? Не знаю, не помню, да и какая разница?

— Оторвемся от сволочей! — крикнула Роецки. — Ты цел?

Цел ли я? Ну… вроде да. Спина ныла, ныло, почему-то бедро и так и не пришло в себя плечо, столкнувшееся с оборотнем. Но крови нет, внутри все нормально, уже хорошо.

— Шляпу потерял.

— А? — оглянулась Роецки и удивленно уставилась на меня.

— Говорю, шляпу жалко. Заплатил немало, поди теперь найди такую же.

— Ох, дурак же ты, Кроу…

Она засмеялась, засмеялась до того открыто и весело, что ну никак не вышло не присоединиться. Так мы и неслись минуты две, истерически хохоча и едва успевая следить за рекой. Хорошо, имелся фонарь на носу, бивший далеко и не узко. Скорость Роецки сбросила не сразу, только когда река стала шире, а берега начали прятаться за туманом, клубившимся рядом с ними.

— Вроде оторвались. — Роецки поставила двигатель на самый малый и, чуть позже, совсем заглушила. — Послушаем?

— Конечно. Ты уже поняла, что мы на верном пути? Это Пассаик.

— Поняла. — Роецки села на кресло капитана. — Хорошая посудина, даже не верится. Скоростная и ладная. Откуда у мохнатых деньги на такую?

— Да наплевать. Горючее?

— Хватит дотянуть до Хобокена, а там до порта и к телефону. У нас там есть дежурный пункт, ребята меня знают.

— Это просто прекрасно…

Луна плыла по очистившемуся небу, морось отсутствовала, по берегу не ломились злобные хищные твари, а я не потерял сигарет. Я умылся речной водой, убрав проклятый запах звериных потрохов, а «Лаки» занялась со своим уютным хрустом и стало совсем хорошо…

— Дай сигарету, Алекс.

Я уставился на нее, явно удивленно даже в лунном серебре.

— Дай, говорю. И прикури, пожалуйста.

Роецки шмыгнула носом, тихонько засмеявшись под нос:

— Я так испугалась, ой-ей, очень сильно испугалась. Ты тоже?

Я?! Да чуть в брюки не наложил, но не признаваться же самой прекрасной женщине на свете, верно?

— Да. Сильнее тебя, ты вообще… Не нервы, а стальные канаты.

— Как всегда дуришь?

— Чистейшая правда.

— Да и черт с тобой. Охох, бывает же такое… — Она потянулась, поежилась, прижалась ко мне. — А могли помереть.

Наверное, стоило ответить с умным видом и чем-то таким же по наполнению. Но я просто её поцеловал, надеясь, что мне не сломают нос, прострелят ляжку или отобьют то, куда мужчинам бить нельзя.

Роецки ответила. Так нежно, как никогда не случалось, так мягко, как и не представить. Но недолго. Агнешка Роецки очень любила жизнь и, явно вспомнив об этом, дальше оказалась очень жадной до нее и всех её проявлений.

Здесь было мало места, но нам хватило. Плотный брезент, обычно закрывающий катер, пригодился, как и мое пальто. Воздух казался холодным, но обжигающая Роецки не давала его чувствовать, а её удивительно мягкий живот, оказавшись под рукой, казался раскаленным.

Она прикусила мне губу и впилась ногтями в затылок, заставляя торопиться. Она была жутко нетерпеливой, чуть дрожа и совсем не от холода. А ее прозрачные глаза, блестевшие лунным серебром, командовали куда понятнее всего остального. Она носила ремень и тот тяжело ударился кобурой и еще чем-то, наконец-то подавшись моим пальцам.

Когда брюки сползли до колен, Роецки оттолкнула меня и перевернулась на коленки. А дальше…