Томас Баррон - Потерянные годы

Я подумал о Рии, и у меня заныло сердце. Если она сейчас жива, то, скорее всего, томится в подземельях жуткого замка! Она во власти вурдалаков и самого Стангмара. Что они с нею сделают, когда он выяснит, что она не может и не хочет помочь ему найти Галатор, последнее Сокровище? Я содрогнулся при этой мысли. И пришел в отчаяние, вспомнив совет Великой Элузы — ведь единственным способом свергнуть Стангмара является разрушение Черного замка. Я с таким же успехом мог бы пожелать, чтобы у меня выросли крылья!

— Теперь ты видишь, — добавил Каирпре, — что Стангмар на самом деле пленник Рита Гавра. И, поскольку Стангмар — узник, все мы так же томимся в темнице.

— Но почему Дагда не вмешался и не остановил все это? Ведь он же побеждает Рита Гавра в других битвах, правда?

— Правда. В Мире Ином, и в этом мире тоже. Однако Дагда, в отличие от Рита Гавра, верит в то, что для окончательной победы нужно уважать свободную волю людей. Дагда позволяет нам самим принимать решения, хороши они или плохи. Поэтому если Финкайре суждено спастись, то спасти ее должны сами обитатели.

Каирпре перегнулся через Шима, который уже, казалось, размазался (вместе с клеверным медом) по всей кладовой, и протянул руку к полке. Хозяин взял краюху темного, грубого хлеба и разломил ее пополам. Одну половину он взял себе, другую протянул мне.

— Вот, возьми, пока твой маленький друг не съел все, что здесь есть.

Шим, не замечая нас, продолжал набивать живот.

Я усмехнулся и откусил кусочек черствого хлеба. Он был жестким, почти как деревяшка, но, энергично работая челюстями, я сумел немного размягчить его. Затем, к моему изумлению, он превратился у меня во рту в жидкость с резким мятным вкусом. Проглотив жидкость, я сразу же ощутил сытость и прилив сил. Я выпрямил спину. Даже обычная боль между лопатками отступила. Я откусил еще хлеба.

— Вижу, тебе понравился хлеб-амброзия, — заметил Каирпре, жуя свой кусок. — Без сомнения, одно из самых замечательных достижений жителей Слантоса. И все-таки говорят, будто ни один человек из других областей Финкайры еще не пробовал самый лучший хлеб Слантоса, и что эти люди готовы защищать свои драгоценные рецепты ценой собственной жизни.

Я осматривал стены и пол комнаты, плотно заставленные разными томами. Мне казалось, что я сижу в трюме корабля, нагруженного исключительно книгами. Я вспомнил задумчивый взгляд Бранвен, когда она говорила о комнате, полной книг — без сомнения, этой самой. Видимо, даже под натиском Мрака ей очень тяжело было покидать эту комнату и эту страну навсегда.

Я снова обернулся к Каирпре.

— Бран… то есть, моя мать, она, должно быть, любила приходить сюда, читать книги.

— Да, так оно и было. Ей хотелось изучить все наследие писателей и ученых Финкайры, друидов, кельтов, иудеев, христиан и греков. Она называла себя моей ученицей, но на самом деле все было наоборот. Это я многое узнал от нее.

Он посмотрел на гору книг, возвышавшуюся у подножия лестницы. В свете очага на кожаной обложке верхней книги поблескивало золотое тиснение — фигурка на огненной колеснице.

— Помню, однажды, — медленно заговорил Каирпре, — мы всю ночь беседовали о тех удивительных местах, где смертные существа могут жить рядом с бессмертными богами. Где время подобно одновременно реке и замкнутому кругу. Где сосуществует время священное и историческое. «Промежуточные места, которые находятся на полпути между нашим миром и миром духов», называла она их.

— Как гора Олимп, например.

Поэт кивнул.

— Или Финкайра.

— Это зловещие события в стране заставили ее уехать? Или было что-то еще?

Старик как-то странно посмотрел на меня.

— Твои подозрения верны. Было кое-что еще.

— Что?

— Ты, мой мальчик.

Я нахмурился.

— Не понимаю.

— Позволь мне объяснить. Ты слышал о греческом острове Делос?

— Там родился бог Аполлон. Но какое отношение это имеет ко мне?

— Это еще одно «промежуточное место», одновременно реальное и священное. Вот почему древние греки не позволяли женщинам производить на свет детей на этом острове. Они не хотели, чтобы простой смертный мог называть своей родиной место, принадлежащее богам. Они убивали или отправляли в изгнание любого человека, имевшего глупость нарушить запрет.

— Я по-прежнему не понимаю, при чем тут я.

В этот момент Шим необыкновенно громко рыгнул — такого звука трудно было ожидать от миниатюрного существа. Но маленький великан, казалось, не замечал нашего изумления — он вообще забыл о нашем присутствии. Он лишь похлопал себя по животу и вернулся к серьезному исследованию горшка со свежим клеверным медом.

Кустистые брови Каирпре слегка приподнялись, затем лицо его снова приняло серьезное выражение.

— Точно так же, как и на Делосе, на острове Финкайра строго запрещено рожать детей, в жилах которых течет кровь смертных. Эта страна не принадлежит ни к миру смертных, ни к Миру Иному, хотя и является мостом, соединяющим их. Сюда могут приходить гости из обоих миров, и иногда они остаются на долгие годы. Но они не имеют права называть это место своей родиной.

Я придвинулся ближе к старику.

— Я приплыл сюда в поисках своего настоящего дома. Помоги мне понять вот что. Если моя мать вынуждена была покинуть Финкайру для того, чтобы родить меня, куда она отправилась? Ты знаешь, где я появился на свет?

— Знаю, — мрачно ответил поэт. — Отнюдь не там, где следовало.

Взгляд его сказал мне все.

— Это означает, что мне угрожает опасность?

— Гораздо более серьезная, чем ты думаешь.

— Но как же это могло произойти? Ты сказал, что это запрещено.

— Я могу объяснить, как все было, но не могу сказать, почему так случилось. — Каирпре почесал макушку. — А произошло вот что. Твои родители, которым был известен древний закон Финкайры, понимали, что Элен должна уехать в другую страну, чтобы ты родился там. Но они понимали также, что никто, отплывая от нашего острова, не может быть уверен в том, что вернется. Как тебе прекрасно известно, врата в наш мир — странная вещь. Иногда они открыты, иногда — нет. Многие люди, покинувшие Финкайру, отчаянно желали вернуться сюда, но находили на ее месте лишь облачко тумана над водой. Другие нашли смерть во время бури. Не знают люди ничего о море, и одиночество грозит нам на просторе .

Он покачал головой.

— Твои отец и мать любили друг друга слишком сильно и не хотели расставаться. Если бы Туата не приказал сыну остаться, я думаю, тот отправился бы вместе с женой. Более того, мне кажется, Элен предчувствовала беду и не хотела покидать твоего отца. Поэтому они до последнего откладывали расставание. Слишком поздно собралась твоя мать уезжать — тебе предстояло родиться через пару недель.