Дэвид Эдисон - Машина пробуждения

Пьяно пошатываясь, он спустился с моста, возведенного из костей великанов и армированного бетона, и уставился на то, что, как Купер надеялся, было именно тем, про что ему говорил замаринованный в выпивке пилот с красными бусами. Впереди поднимался островерхий холм – странный, со слишком крутыми склонами: почва вздыбилась, подобно муравейнику или вулкану, потеснив окружающие строения.

Дорога спускалась к парку, а затем убегала вниз, скрываясь в глубине высокого холма. Вдалеке, словно планетоид за секунду до столкновения, нависал над городом Купол.

Купер побрел к парку – небольшой роще кипарисов, каких-то незнакомых деревьев, раскидистых эвкалиптов с голубыми кронами и плакучих ив, ветви которых загибались вверх. Сразу за парком дорога уходила в туннель под горой, черный, словно паутина, затянувшая дымоход.

Поросшая высокой травой круглая поляна, по всей видимости, служила в качестве постоянной стоянки всевозможным музыкантам и певцам, что сидели (или же стояли облокотившись) на массивной цепи, проходившей практически через весь парк. Перезвон колоколов, на протяжении всего дня преследовавший Купера, звучал теперь еще громче, но был при этом не в силах совладать с музыкальным неистовством собравшихся. Небольшие разномастные группы исполняли одновременно с дюжину мелодий, и каждая привлекала собственную аудиторию, используя огромные звенья цепи в качестве сценических площадок или просто сидений.

Выбравшись наконец из людского потока на улицах Неподобия, Купер нашел в себе силы более внимательно присмотреться к местным обитателям. Собравшиеся вдоль звеньев гигантской цепи были словно выдернуты из десятков разных стран и эпох. Десятков миров. Ослоухий актер, одной рукой жонглировавший плодами граната, одновременно играя на бронзовой трубе, подмигнул проходившему мимо него Куперу чрезмерно большим глазом. Несколькими звеньями дальше трио обнаженных по пояс исполнительниц с лицами, накрашенными, как у китайских принцесс, сидя в беседке, услаждало слух почитателей песней, разложенной на три голоса.

Купер громко рыгнул, вновь ощутив на языке привкус пива, – бритоголовый мужчина, чью грудь испещряли шрамы, разразился аплодисментами и показал ему два больших пальца, прежде чем продолжить выбивать ритм на барабане. Купер вытаращился на мышцы, игравшие на теле этого человека; быть может, тому виной было опьянение, но шрамы корчили ему рожи, точно такие ехидные лица, какие порой видишь на коре старого дерева. Одна из раскрашенных принцесс оставила своих сестер, чтобы подойти и приобнять за плечо покрытого шрамами мужчину, а затем наклонилась и поцеловала его в щеку. Не прекращая выбивать ритм, жутковато выглядящий барабанщик радостно улыбнулся ей и потерся бородой о ее персикового цвета соски, с наслаждением вдыхая аромат ее тела.

– Она прекрасна, верно? – спросил он, обратив внимание, что взгляд Купера задержался на них слишком долго.

– Ой. Да. – Купер почесал в затылке. – Разумеется, да.

Воспринимая все окружающее с тем хладнокровием, какое доступно лишь пьяному, Купер побрел дальше сквозь ряды зрителей и исполнителей. Совсем недавно казалось, что его за ручку ведут на какой-то потусторонний карнавал, а теперь его взгляд скользил по сторонам в поисках таблички «банкомат». Это была просто защитная реакция сознания, не готового к тому, что весь привычный ему мир может вот так, в одночасье, перевернуться с ног на голову.

Помотав головой, чтобы прочистить мозги, Купер понял, что пускай и не в его планах было напиваться, но и трезвым бы здесь он очутиться не хотел. Да и вообще, всему виной пилот.

«Под гору». Купер поднял взгляд и увидел груду накренившихся зданий, вздымающуюся к небесам. Казалось, все эти дома и сараи грозят обрушиться в любую секунду, но они действительно выглядели на расстоянии словно гора или даже вулкан. Дорога под небольшим углом сбегала вниз, и, оставив музыку позади, Купер уловил ароматы благовоний и готовящейся еды, источаемые ближайшими к нему домами: чеснок, лук, мясо. А от деревьев, окружавших тропу, пахло сандалом, кедром, амброй.

Рядом с широкой наклонной дорогой, предназначенной для тележек и рикш, были вырезаны ступени, и Купер неуверенной походкой зашагал мимо особняков и развалюх, спускаясь все ниже, пока небо над его головой не превратилось лишь в узкую полоску, расчерченную паутиной балок и опор. Из открытых окон лился свет, и в воздухе разливались звуки, сопутствующие домашнему уюту; Купер слышал голоса женщин, переругивающихся со своими мужьями, и детей – дети, впервые за все время пребывания в Неоглашенграде он увидел хоть что-то, напоминающее нормальную жизнь. Он уже было уверился в том, что весь город населен исключительно старыми душами и теми, кто ищет смерть, но, разумеется, это оказалось не так. Во всяком случае, не в полной мере. Жизнь и смерть, следуя рука об руку, сформировали костяк этого мира, на котором наросли всевозможные вещи, от удивительных и до вполне привычных: ослоухие барабанщики, кричащие дети и пахнущая свежим хлебом пекарня, неустойчиво зависшая над наклонной улицей, убегающей в недра этой искусственной пещеры.

Она спускалась все глубже и глубже. Вскоре Купер оставил позади те постройки, что находились выше уровня земли, и оказался в окружении заброшенных зданий, окна которых были пусты и которые не пахли ничем, кроме как только пылью, пылью, пылью… Сквозняки завывали в пустых глазницах домов и грязных ставнях; будь он трезв, Купер, скорее всего, повернул бы назад, но алкоголь придал ему излишней отваги.

Скоро последний просвет над его головой закрылся, и улица превратилась в грубо вырубленный в камне туннель, по всей видимости, неоднократно менявший свои очертания за то время, что росла эта странная гора. Дневной свет не проникал сюда; его сменили пылающие факелы. Куперу уже не казалось, будто он в городе. Он вдруг словно очутился за сотни миль от обитаемых мест, одинокий и незваный гость в позабытой гробнице, спускающийся все глубже, и глубже, и глубже во тьму. Стены сочились водой, отфильтрованной целыми пластами истории и оставлявшей на камнях отложения солей.

Он шел уже так долго, что начинало казаться, будто бы еще чуть-чуть – и земля окончательно поглотит его, но туннель неожиданно закончился рядом ступеней, выходящих на широкую площадь. Посмотрев вверх, Купер обнаружил, что достиг самого центра «горы» и стоит на дне глубокой цилиндрической ямы, над которой виден лишь малюсенький, дающий единственный луч света кусочек неба. Выложенная полированным мрамором площадь была слишком чистой и ухоженной, чтобы относиться к тому же археологическому слоеному пирогу, из которого Купер только что выбрался. Точно по центру был установлен здоровенный металлический крест, но, если на нем когда-то и было что-либо изображено, рисунок полностью стерся.