Элвин Гамильтон - Потомки джиннов

— Она что, замужем? — Я чуть не споткнулась на ступеньке, и принцу пришлось поддержать меня.

— А кто отрезал ей пальцы, как думаешь?

— Хм… Тогда почему здесь всё такое яркое и пёстрое… как в публичном доме перед Шихабом?

Ахмед неожиданно расхохотался. Приятный смех, которого я так давно не слышала.

— Если людям сразу ясно, что это публичный дом, они никогда и не станут копать глубже — так рассудила Сара. В самом деле, что можно подумать о месте, полном женщин, куда часто заходят мужчины и где иногда появляются дети? — Теперь я вспомнила имя. Шазад упоминала Сару, когда дразнила Бахи в тот день на горе накануне его смерти. — Она любит говорить, что всего лишь добавила подушек… Мы отправили сюда маленького Фади, ему тут будет хорошо и спокойно.

Поднявшись по ступенькам на четыре пролёта, мы оказались на крыше. Жинь укрывался в густой тени лиан и вздохнул с облегчением, увидев нас.

— Ну как, нормально дошли?

— Всё в порядке, — заверила я. — Здесь тоже?

Он кивнул, и мы погрузились в тягостное молчание. Время тянулось медленно, и от волнения я уже места себе не находила, когда наконец по лестнице поднялась Шазад, которая вела за руку эмира с завязанными глазами. Он пришёл один, без охраны и оружия, и сразу согласился на все наши условия, а это всегда подозрительно. Окинув острым взглядом крышу, Шазад стащила с его головы капюшон и скинула повязку с глаз.

— Не волнуйтесь, — лениво протянул Билал, — у меня ничего не припрятано в рукавах. Спросите вашу демджи, если не верите.

«Он знал!»

Все обернулись ко мне.

— Это правда, — кивнула я, хотя опасения Шазад разделяла. Что-то с ним не так, если настолько не беспокоится за свою жизнь.

— Вот и славно! — Эмир с беспечным видом сунул руки в карманы. На нём была длинная мешковатая курта кричащих, пурпурных с золотом тонов — как раз в духе Скрытого дома. — Так ты и есть тот самый мятежный принц? — Он смерил взглядом Ахмеда. — Думал, ты выше ростом.

— Не следует верить всему, что говорят.

— Говорят, что ты способен скинуть с трона своего отца… с помощью моих солдат.

— Вот этому верить стоит.

— Отлично, — кивнул эмир, — а то уж очень меня утомили эти чужеземцы. Думаю, ты правильно распорядишься моим войском. Мне самому никогда не нравилось командовать. Рахим — другое дело, он был моему отцу почти вторым сыном… Только я попрошу у тебя кое-что взамен.

Принц заранее подготовился к просьбе.

— Когда я стану султаном, — заверил он, — то сделаю Ильяз самостоятельным княжеством. Ты будешь править там единолично — если принесёшь клятву верности трону Мираджа.

— Нет-нет, я имел в виду совсем другое, — покачал головой Билал. — Ильяз был только предлогом, чтобы твоя прелестная переговорщица устроила встречу лично с тобой. Если бы я сразу сказал, чего хочу, она, чего доброго, отказала бы сразу от твоего имени. Женщины бывают так непредсказуемы…

— Чего же ты хочешь? — осторожно поинтересовался Ахмед. Несмотря на наше отчаянное положение, обещать заранее не стал, отметила я.

— Ты получишь власть над всем Мираджем, каждым его уголком, — серьёзно произнёс эмир, — но в обмен на мою помощь отдашь мне в жёны одну из своих демджи!

Молчание, последовавшее за этим заявлением, можно было черпать ложками. Мы смотрели, буквально разинув рты. Однако Ахмед явно раздумывал.

— Демджи не мои, у меня нет права ими распоряжаться, — ответил он наконец, тщательно выбирая слова, — зато Ильяз…

— Мне неинтересно править собственной страной, — вяло отмахнулся Билал. — О независимом Ильязе мечтал мой отец, он был честолюбивым человеком… великим! А я человек обречённый. Святой отец говорит, у меня больная кровь, жить осталось несколько лет, и то если повезёт… — Только теперь я связала воедино небрежность в одежде, бледность кожи и постоянно усталый вид эмира. Это не высокомерие, а болезнь! — Даже если ты после победы отдашь мне Ильяз, сколько мне останется править им — год, два?

— Зачем тогда тебе нужна демджи? — не утерпела я. — Если ты хочешь перед смертью родить сына, можешь найти кого угодно!

Билал снисходительно улыбнулся.

— Всем известно, что демджи способны исцелять. Потому на чёрном рынке и предлагают их волосы и лоскуты кожи, а то и глаза… — Он махнул рукой. — Глупые суеверия! Другие считают, что у демджи нужно забрать жизнь… — Я вспомнила нож Махди, приставленный к горлу Далилы. Он надеялся обменять её жизнь на исцеление Саиды. — Но это просто неправильный перевод со старомираджийского… На самом деле в древних текстах сказано не «забрать», а «завладеть», точнее, получить в дар. Вспомните историю Хавы и Аталлы…

Я помнила. Они принесли клятву друг другу, произнесли брачные обеты. Любовь их была так сильна, что оберегала Аталлу в бою. А раз Хава была демджи…

«Брачные обеты!» Я застыла словно громом поражённая.

«Отдаю тебе себя! Всё, что моё, отдаю тебе навсегда, до последнего дня нашей жизни!»

Теперь для всех это просто красивый ритуал, но такая клятва в устах демджи исполнится непременно. Вот он, источник легенды: Хава на самом деле не давала мужу умереть! Она смотрела на него с крепостной стены, связав с ним свою жизнь, и он жил, пока она была жива. А когда умерла, умер и он — но не от горя, а от правды, произнесённой устами демджи!

Мы молча стояли на крыше, осознавая истину древней легенды.

— Отдай мне одну из своих демджи, — повторил Билал, царапнув меня взглядом. — Ей будет хорошо со мной, я никогда её не обижу… даже других жён не стану заводить — пусть родит только одного сына. Я хочу дожить до седых волос, увидеть внуков… Ты получишь моих солдат, Ахмед, и получишь трон — в обмен на одну-единственную девушку.

Он помолчал, обводя взглядом наши лица.

— Вижу, вам надо подумать… Утром я уезжаю в Ильяз. Привезёте мне жену, получите армию, а если нет… — Он пожал плечами. — Тогда я посмотрю со своей башни, как султан сжигает вас своим новым оружием, а сам успею умереть в своей постели, пока он доберётся до меня. А если вы возненавидите меня за это, выясним отношения после смерти.

По ночам я тосковала по пустыне сильнее. Тосковала до боли. Шира была права: в Измане толком не увидишь неба — жизнь кипит, слишком много вокруг городских огней, чтобы разглядеть в вышине созвездия умерших. Хотя в глубине души я знала, что тоскую не по звёздам. Всё изменилось, мы больше не были горсткой мечтателей в пустыне, и теперь мне не хватало той простоты, искренней и наивной уверенности в своей правоте, в том, что наше дело стоит всех лишений. Теперь начиналась настоящая война, которая требовала больших жертв, и я ощущала смутное беспокойство среди обитателей лагеря.

— Есть очень простой выход, ты знаешь, — пробормотал Жинь. Я лежала щекой у него на груди, и слова отдавались у меня во всём теле. Ночь давно наступила, и мы уже погружались в сон.