Оксана Глинина - Янтарь на снегу

Дударем Витгерд мне больше нравился. А теперь он был королем в самом худшем смысле слова, от Ютаса в нем не осталось и следа.

— Подтверждаю! — поднял руку вайдил Фьерн.

Неожиданно! Интересно, когда он успел заметить? Что-то я его рядом не видела.

— Подтверждаю! — раздалось в толпе зрителей.

— Подтверждаю! — произнес неизвестно откуда взявшийся Майло Вардас.

Он-то как увидел? Ведь все его внимание было сосредоточено на несравненной Лукреции!

Но из толпы раздалось еще несколько возгласов, и король подал знак рукой — достаточно.

— Эмбро Сарф, подданный ивелесского короля Тристана Смелого, — проговорил Витгерд, — имеет право признать девицу Гинтаре из Дома Браггитас своею дочерью!

По зрительским рядам пронесся шепот, потом поднялся гул. Кто-то стал хлопать в ладоши, его поддержали другие, и неуверенные хлопки цепочкой поползли все дальше и дальше. Оваций не было, ибо мало кто понимал, что происходит, а меньше всех понимала ситуацию я. Но воссоединение дочери — королевской невесты — и ее отца, личность которого могла не вызывать интерес разве что у амбарной мыши, — состоялось.

Я видела отца впервые. Но то, что этот человек был моим батюшкой, не вызывало никаких сомнений не только из-за цвета глаз, но и из-за реакции на него янтарного камня. Кусочек желтого тепла точно принадлежал когда-то моей матери — детские воспоминания не оставляли сомнений, а подарить его маме мог только Эмбро Сарф. Даже его меч в навершии был украшен янтарем. Сразу я этого, понятное дело, не разглядела.

В общем, стояла, как дура, и глазела на происходящее, будто со стороны. Видела задумчивое лицо короля, довольное — вайдила Фьерна, хмурое — кузена Легарта, абсолютно непроницаемое — лорда Вардаса, и еще массу других, знакомых и незнакомых лиц, удивленных, злых или фальшиво доброжелательных.

Смотрела и молчала. Моего мнения никто не спрашивал, никто не интересовался моим состоянием. В принципе это было ожидаемо, ведь я давно хотела узнать, кто мой отец, но надеялась, что наше торжественное воссоединение произойдет при меньшем количестве свидетелей. Этак сотен на пять — меньшем.

Как будто угадав мои мысли, его величество обратил свой взор на меня.

— Возможно, леди Гинтаре, — произнес он, глядя мне в глаза, — желает высказать свое мнение по поводу столь радостного события?

— Э-э, — проблеяла я, как овца перед окотом, а потом спохватилась и склонилась перед королем. — Хочу поблагодарить ваше величество за столь чудесный подарок. Не могу передать, насколько я счастлива.

И тут мой взгляд наткнулся на кузена… Ну не может же он в самом деле так расстраиваться?! Мне казалось, наоборот, — родственники должны быть рады такому повороту событий, теперь я не буду для них обузой. Но глаза Легарта говорили об обратном. И мне от происходящего стало не по себе. Совсем.

Казалось, все удовлетворены, и на громкой ноте, больше похожей не на звук фанфар, а на мяуканье придавленной кошки, турнир решено было закончить. Все стали расходится, ведь впереди ожидало торжественное пиршество в честь славных клинков и отважных мужей. Что меня не очень воодушевляло — сил ни на что не осталось.

В суматохе мой отец, казалось, забыл обо мне и выпустил наконец мою ладонь из стальной хватки. Тут кто-то подхватил меня под руку и повел в неизвестном направлении, точнее, к шатру со знаменами Браггитасов.

— Счастлива, говоришь? — сквозь зубы процедил кузен.

— А чего ты, собственно, разнервничался? — искренне изумилась я. — Не вижу ничего дурного в том, что отец мой наконец-то объявился.

— Эх! — Легарт остановился и посмотрел на меня в упор, зло и немного грустно. — Какая ты наивная и маленькая, Гинта, совсем ведь не понимаешь ситуации!

Меня при этих словах замутило.

— Эмбро Сарф после долгих лет отсутствия вернулся в королевство… Знаешь, кем он тут был?

Я ничего не понимала и покачала головой. Нет, не знала, правда.

— Мне ведь ничего не известно об этом человеке, сам понимаешь. Да и откуда?

— Он — телохранитель короля Удвига, Гинта. — Кузен огляделся, будто переживал, что нас могут подслушивать, но никому не было до нас никакого дела. — Безликий охранитель жизни и тела нашего государя.

— И что тут такого? — Я искренне не понимала, что плохого в том, что моим отцом был королевский слуга. Чего я не наслушалась в детстве от той же Ренаты, как она издевалась надо мной, говоря, что моим отцом являлся конюх. А тут телохранитель, благородный рыцарь и прекрасный воин — все же это намного лучше конюха!

— Ты же слышала, — продолжал настаивать Легарт. — Он подданный Ивелесса. Да очнись уже наконец!

Я подозревала об этом после намеков вайдила Фьерна. Но почему так шумит родственник, никак не могла взять в толк.

Кузен тяжело вздохнул.

— Идем, — тихо процедил он. — А то тут слишком много лишних ушей и глаз.

Мне осталось покорно следовать за ним. Ведь чего-то Легарт явно опасался.

Магистр внимательно смотрел, как с Майло снимают тяжелые доспехи.

— У тебя сломаны ребра и рука, — произнес он, наливая в кубок красного вина.

Как будто бы Вардас сам не знал. Сегодня по нему хорошенько прошлись, от души расплатились за все сорванные планы.

— Ваша милость, — обратился канцлер к магистру, намереваясь сразу, безо всяких околичностей, перейти к делу, — надеюсь, вы удовлетворены?

Бывший наставник задумчиво посмотрел на Майло. Сложно было по легкой улыбке, притаившейся в уголках губ, разгадать, что вообще думает Эмбро Сарф. Он протянул бывшему подопечному кубок с вином.

— Давай выпьем за встречу и долгожданное воссоединение, мой дорогой друг, — произнес магистр с легким ивелесским акцентом, который выдавал его волнение.

Майло взял кубок и отпил.

— Разве я мог помыслить о том, — продолжал говорить магистр, — что смогу увидеть собственное дитя. Она так похожа на…

Сарф не смог договорить фразу до конца.

— Мое сердце не найдет покоя, Майло, пока я жив. Боль от утраты не стихла даже после встречи с Гинтаре.

— Вы привыкнете! — Вардас говорил это не для того, чтобы подбодрить наставника. Ему самому хотелось верить в то, что безумие, затаившееся в глазах магистра после принудительного расставания с Инге, уйдет. Но это были призрачные надежды. Теперь Майло понимал боль Эмбро Сарфа, как никто другой. Понимал и боялся.

Любовь всегда мучительна для обоих. Любовь служителя Брексты — это невыносимые страдание и боль. Наверное, из-за того, что последователи богини ночи всегда жертвовали часть души на откуп повелительнице, и из-за этого им хотелось еще большей любви, еще большего тепла, хотелось владеть возлюбленной целиком и единолично. Больное, почти ненормальное чувство, способное принести страдание открывшемуся женскому сердцу.