Энтони Варенберг - Рыжая Соня и Врата Немедии

Еще он замечательно играл на ликембе, странном музыкальном инструменте, напоминающем длинное деревянное блюдо, украшенное выжженным орнаментом, по краям которого были натянуты восемь струн из сухожилий животных.

Звуки, извлекаемые его ловкими пальцами, неизменно привлекали женщин, заставляя их танцевать возле костров. Впрочем, не только женщин — ни один из Детей Змеи, как видно, не мог оставаться равнодушным к музыке и танцам.

Чем дольше Соня жила среди них, тем сильнее делалось ее удивление.

Она ожидала встретить тупых и кровожадных дикарей — а ее окружали Люди, способные тонко чувствовать, обладающие врожденным даром и разнообразным искусством И Склонностью к украшению своих убогих жилищ;

Суровый охотник Муонг так самозабвенно предавался этим же развлечениям, словно в нем одновременно жили два человека. Один — бесстрашный и сильный воин, второй — художник, артист и танцор.

Если он исполнял песни под аккомпанемент своей ликембе, это сопровождалось богатейшей мимикой. Ожидание и радость, испуг и смех, муки и удивление сменялись на лице

Муонга, и девушка готова была наблюдать за ним и слушать его часами.

Сама она не принимала участия в общих забавах, только смотрела. И думала, напряженно думала.

Отделившись от остальных, Соня возвратилась в хижину.

Вскоре песни и смех стихли, и следом за ней явился Муонг.

— Тебе не понравилось, как я пел сегодня? — спросил он. — Почему ты ушла?

— Нет, что ты. У тебя это так чудесно получается, — возразила девушка, — Я не понимаю слов, но все равно твое пение меня просто завораживает.

— Жаль, что не понимаешь… Ты просто не стараешься изучить наш язык, и многое теряешь. У Детей Змеи самые красивые и поэтичные легенды на свете.

— Должно быть. Они вообще… странный и непонятный народ.

— Мы, — поправил он, — Бара, не «они», а «мы».

— Я — не Дитя Змеи.

Мужчина сокрушенно покачал головой и сменил тему,

— Завтра будет большая охота. Ты пойдешь вместе со всеми.

Эта идея Соне понравилась. До сих пор ей не выпадало случая хоть как-то проявить себя. Веселиться на манер этих Мбонго она не умела, зато уж с копьем и стрелами не сомневалась, что управится в лучшем виде. Муонг заметил, как оживленно блеснули глаза девушки.

— Ого, да у тебя лежит душа к охоте, — удовлетворенно сказал он.

— Куда больше, чем к бесконечному строительству хижин, — не стала спорить Соня.

Дело в том, что строительство и ремонт жилищ было одним из главных занятий женщин племени.

Глины и кизяка, способных скрепить постройки, в этих лесах не было, и дожди систематически разрушали хижины.

Остов таких строений крепился к центральному столбу, затем переплетался лианами, а сверху покрывался листьями. Если за подобной крышей постоянно ухаживать, — убирать сгнившую листву и добавлять свежую, — то она оставалась водонепроницаемой. Пола у хижин не было.

На сухой траве, а чаще на песке лежали связанные лианами стволы бамбука, заменяющие кровати, вместо подушек — ворох листьев, посредине очаг, вот и вся обстановка. Никаких съестных припасов: когда появлялось мясо, его съедали в тот же день.

— Почему вы не пользуетесь шкурами оленей и кабанов, как все люди? — спросила как-то Соня у Муонга. — Зачем спать на голом бамбуке и дрожать по ночам от холода, если можно сшить одежду из шкур?

— Мы — дети леса. Если мы наденем чужие шкуры, лес перепутает нас со зверями и не будет помогать нам, — ответил тот совершенно серьезно. — И потом, это ведь именно ты предпочитаешь дрожать от холода, а не прижиматься к тому, кто рядом с тобой — а вовсе даже не я.

Соня больше не поднимала этот вопрос. В общем-то, было глупо с ее стороны жить под одной крышей с безусловно красивым, сильным мужчиной, считаться его женой и не спать с ним.

Соня много раз ловила себя на том, что разглядывает его просто до неприличия откровенно.

Конечно, Муонга это ничуть не смущало, раз он запросто, как все остальные, ходил обнаженным, но Соне к этому привыкнуть было далеко не просто.

Еще больше проблем вызывала необходимость прикрывать собственное тело лишь обычным здесь подобием передника и узкой набедренной повязкой — это заменяло женщинам одежду, а мужчины обходились даже без подобных «излишеств», разве что во время охоты, когда крепили к телу колчан со стрелами с помощью кожаных ремней и как-то скрывали свое мужское естество — исключительно из соображений безопасности.

Девушка всем существом противилась тому, чтобы Муонг считал ее своей вещью.

Нет, конечно, она старательно изображала, будто смирилась со своим странным положением, и не пыталась тайком покинуть селение: она прекрасно понимала, что отправляться в эти дремучие леса в одиночку, без проводника, — верная гибель, но даже не это останавливало ее в первую очередь. Ведь если бы она сбежала отсюда, ей пришлось бы уйти ни с чем, а ее это совершенно не устраивало.

Но кто она здесь? Пленница?

Кроме Муонга, за ней вроде бы никто не следит, она ходит, где хочет, и вообще предоставлена себе самой.

Ее не связывают, ей не угрожают и ничего не требуют…

Чтобы только не умереть со скуки, она участвует в обыденных делах, которыми занимаются женщины племени, и те настроены по отношению к ней вполне дружелюбно, их даже вроде бы не смущает, что она на них не похожа и не умеет говорить на их языке.

Все, что ей нужно понять, они выражают жестами и богатой мимикой, и искренне радуются, когда видят, что достигли успеха, и охотно спешат на помощь, если она с чем-то не сразу справляется.

Может, они и дикари, размышляла Соня, но ей приходилось признать, что таких искренних и открытых людей редко где можно встретить.

Интересно, думала она, а Муонг рассказывает кому-нибудь из них, что она отказывает ему в супружеских радостях, или же скрывает это явно не делающее ему чести обстоятельство?..

Сейчас, впрочем, ее больше всего занимали мысли о предстоящей охоте.

— Что именно я должна буду делать? — спросила Соня, отдавая себе отчет в том, что при таких общих действиях у каждого — свое место и обязанности.

— А чего бы тебе самой хотелось? — неожиданно вопросом на вопрос ответил Муонг. — Я хочу сказать, ты можешь вместе с женщинами загонять дичь, а можешь ловить ее, как это делают мужчины. Тогда ты будешь рядом со мной, и я смогу помочь тебе в случае опасности.

— Разве Закон не запрещает мне, женщине, выполнять то, что обычно является мужской привилегией? — удивилась Соня.

— Нет, если ты на один день станешь мужчиной.

— То есть как?..

— Очень просто — с помощью боевой раскраски и совсем простого заклинания, которое я, как лучший охотник, имею право произнести над тобой и сам, даже не призывая колдунов. Дети Змеи относятся к такому обряду благосклонно, нужно только, чтобы женщина в это время не ждала ребенка.