Энтони Варенберг - Рыжая Соня и Врата Немедии

Несчастный был в сознании.

Его живот оказался пропорот в двух местах, вся грудь исцарапана страшными когтями. Мужчины, которые нашли его, осторожно подняли содрогающееся в конвульсиях невыносимой боли тело и отнесли его к хижине знахаря Нганги.

Соня, которая, услышав страшную весть, примчалась туда же, увидела, как Нганга, сухонький старичок, обладавший, насколько ей было известно, поразительными способностями в области чародейства и магии, высыпал на шею Муонгу какой-то бурый порошок, и кровь мгновенно остановилась, смешавшись со снадобьем, и образовала плотный бурый валик вдоль глубоких царапин. Затем, осмотрев истерзанное тело, описал вокруг раненого несколько кругов, перепрыгнул через него и, наклонившись, припал к ране на животе, словно что-то высасывая.

Муонг застонал, но Нганга гневно прикрикнул на него и вновь прильнул к ране. Он несколько раз принимался сосать и сплевывать кровь, потом упал на колени и вытащил из своего плевка коготь леопарда. После этого Нганга начал сосать другую рану и сплюнул большой клок шерсти.

— Я выгнал духа врага, — наконец встав, торжественно объявил знахарь.

Мужчины племени многозначительно переглянулись и затем хором начали что-то бормотать.

Нганга подошел к костру и бросил туда какой-то предмет, который, вспыхнув зеленоватым пламенем, наполнил все вокруг чесночным запахом.

Как только зеленоватый огонь исчез, старик вытащил обуглившийся предмет, вложил его в пустую косточку какого-то плода и засунул в рот исцеляемого. Муонг кашлянул, по телу его прошла судорога, потом он закрыл глаза, вытянулся и затих. Очевидно, дым от уголька быстро усыпил его.

Нганга бросил наблюдавшим две отрывочных фразы, и те затянули протяжную, показавшуюся Соне зловещей мелодию.

Знахарь поднялся на ноги и выхватил из огня раскаленную полоску металла, потом выплеснул на живот раненого зеленую вязкую жидкость явно растительного происхождения и стал промывать и обрабатывать глубокую рану, умело заправляя кишки.

Соня не выдержала и отвернулась. Запах горелого мяса подсказал ей, как использовал Нганга раскаленную железку.

Закончив операцию, он ловко зашил раны Муонга костяной иглой с продетой в ушко тонкой жилой какого-то мелкого животного, прочитал несколько загадочных заклинаний и удалился, препоручив пострадавшего заботам женщин.

Поскольку запрет прикасаться и приближаться к нему беременным и кормящим женам никто не отменял, то выхаживать раненого предстояло Соне.

Муонг под воздействием зелья Нганги продолжал крепко спать, а Соня с ужасом думала, что после таких ранений он вряд ли выживет — его даже нечем было перевязать.

Наконец несчастный застонал, открыв мутные от боли глаза, и попросил воды. Соня, зная, что пить ему пока нельзя, слегка смочила ему губы.

Муонг горел и трясся в ознобе. Проклиная все на свете за то, что Дети Змеи не пользуются шкурами, девушка снова позвала Нгангу.

Осмотрев своего пациента, знахарь удовлетворенно прищелкнул языком, что, по-видимому, должно было выражать надежду на благополучный исход, и удалился. Зато явилась Аамили.

Девушка так обрадовалась этому, словно жена Мвиру была ее лучшей подругой.

— Муонг не умрет, — уверенно сообщила Аамили, — не бойся. Если он до сих пор жив, Нганга поможет ему и дальше. А леопарда он убил. Вот, — она протянула Соне кусок мяса, — я принесла тебе его сердце.

— Но Муонг не может это съесть, — возразила Соня, с трудом подбирая слова.

— Съешь сама, ты ведь его жена, какая разница — он или ты, — с легким удивлением сказала Аамили, глядя на девушку как на совершенную дурочку, не понимающую таких простых вещей.

Надо признать, раненый вел себя достойно и стойко переносил боль, не жалуясь и ничего не требуя.

Его состояние оставалось очень тяжелым, и Соня, несмотря на заверения Аамили, все время боялась, что сердце Белого Воина вот-вот остановится. Но он упрямо боролся за жизнь и смотрел на девушку с благодарностью и надеждой.

Она не отходила от него ни днем, ни ночью, используя оставленные Нгангой снадобья, чтобы не позволить ранам Муонга загноиться. На пятый день старик-знахарь, снова осмотрев раненого, поманил Соню за собой в свою хижину.

Не понимая, зачем ему это нужно, и страшно тревожась за своего подопечного, оставленного в одиночестве, — вдруг ему что-то понадобится, а ее не будет рядом! — девушка приготовилась выслушать Нгангу.

Она надеялась, что поймет из его речи хотя бы треть, и поразилась, когда старик… заговорил, используя бритунские слова!

Знахарь произносил их медленно и страшно коверкая, однако сомнений не было — он владел бритунским наречием.

— Учил Муонг, — пояснил он. — Я его, он — меня. Так понимать друг друга.

Соне стало стыдно: она живет в племени уже давно, а говорит еле-еле. А тут старик овладел совершенно не нужной ему чужой речью! Очевидно, ему помогли уникальные способности Детей Змеи к подражанию и идеальный слух.

— Муонг плохо здесь, — сказал Нганга, — надо уходить.

— Вы хотите прогнать его? — изумилась Соня. — Но почему?

Знахарь покачал головой.

— Прогнать — нет. Муонг — хорошо. Охота, лИкембе — хорошо.

— Тогда в чем же дело?

— Рвать дерево от земли — умрет. В другой земле — нет, нельзя.

Растение, с корнем вырванное из родной почвы, умрет, даже если его пересадить, так и человек не может вечно жить вдали от своей родины — вот о чем хотел сказать ей мудрый старик.

— Да, — согласилась девушка, — но он по своей воле никуда не уйдет отсюда.

— Муонг — сильный. Живот больно — терпеть, мужчина. Сердце — совсем плохо. Зверь рвать мясо, человек, — Нганга задумался, подбирая бритунское слово, не вспомнил, прижал руку к груди, — омвами. Бара понимает? — с надеждой спросил он.

Дикая кошка, в когтях которой побывал Муонг, искалечила его тело, но он терпит страдания достойно. А вот та боль, которую причинили ему люди, гораздо страшнее. Даже для такого сильного.

Они ранили его душу. Омвами — значит душа.

— Бара понимает, — потрясенно прошептала Соня, не сводя со знахаря глаз.

— Нганга лечить — трава, огонь. Муонг — жить, Бара — жить. Омвами — нет, Нганга не может.

Он умеет исцелять тела, но там, где истерзана душа — бессилен.

Девушка склонила голову, а знахарь снова задумался.

Он должен был сказать теперь самое главное и не знал, как это сделать, используя известные ему бритунские слова.

— Доведу, — наконец произнес Нганга. — Лес, мбонго — ловеду.

Мать, ребенок — ловеду… Омвами — жить.

Соня мучительно искала подходящее определение, и тут ее словно озарило. «Лес любит нас…»

Ловеду — любовь, способная исцелить душу, спасти омвами.

— Да, — выдохнула она.