Максим Заболотских - Случайный мир [litres]

День близился к своему завершению. Долина Омо опять осталась далеко внизу. Она медленно тускнела и исчезала из виду. Темнота почти полностью завладела небесным сводом и теперь быстро расползалась по долине, пожирая по пути бездыханные тела поверженных легионеров. Азиз стоял на карауле чуть поодаль, тогда как все остальные угрюмо сидели у большого осколка скалы, который лежал рядом с отвесным каменистым склоном, образуя таким образом некое подобие пещеры, закрытой с трех сторон.

Равван без аппетита заглотил последний кусок сушеного мяса и запил его холодной водой из фляги, все это время глядя куда-то в одну точку немигающими глазами.

– Шел бы ты спать, Равван, – тихо сказал Ксермет. – Лица на тебе нет. После Азиза я на караул, уже скоро совсем. А ты еще выспаться успеешь.

Равван встрепенулся и уставился на Ксермета, медленно приходя в себя.

– Да-да, конечно. Пойду я, – наконец пробормотал он, осознав сказанное.

Он отошел чуть поодаль и развязал слегка трясущимися то ли от холода, то ли от волнения руками свою сумку. Равван извлек оттуда походный спальный мешок из овечьей шкуры, расправил его на земле и быстро завернулся в него с головой.

– Спасибо тебе, Ксермет, – тихо добавил он.

– За что?

Ксермет непонимающе поднял на него глаза. Вместо ответа через пару секунд до него донеслись прерывистые звуки неровного дыхания.

Ксермет опустил голову и лихорадочно растер виски.

– Ты тоже ложиться спать, если хотеть, – нарушил тишину Макхэкв.

– Нет, Макхэкв, мне сегодня не до сна.

Ксермет вгляделся в морщинистое лицо кочевника. Солнце почти полностью закатилось за горизонт и грозило совсем исчезнуть в любую минуту. Ксермет почувствовал, что чем темнее и неразборчивее делался силуэт его собеседника, тем легче ему становилось высказать все, что накопилось у него на душе за последние дни.

– Знаешь, Макхэкв, когда я сегодня смотрел на разбитую армию, я вдруг вспомнил старое дерево в замке моего отца. Оно росло на утесе близ старой арены, на самом краю каменистого выступа. Когда мы с Джадом были маленькими, мы часто влезали к нему по стене утеса и подолгу сидели на его раскидистых ветвях. Однажды, во время занятий с моим учителем Аваки я увидел одну иллюстрацию в хронике моего прадеда, на которой был изображен рыцарский турнир. В те далекие времена старая арена не была еще старой и вовсю блистала великолепием. К своему немалому удивлению, я обнаружил на рисунке на том самом месте то самое дерево, но тогда еще совсем молодое. Через несколько лет я тренировался на той арене с Рейнаром и вдруг услышал за спиной оглушительный грохот. Я остановился и обернулся назад. Рейнар тут же отвесил мне удар по плечу, у меня от него потом несколько недель руку ломило. В общем, дерево упало. Как сейчас помню, оно лежало внизу в облаке пыли и неуклюже топорщило вверх старые корни, которым не за что больше было цепляться.

Ксермет помолчал.

– После этого я еще несколько раз возвращался на то место и подолгу сидел рядом с тем деревом, словно со старым другом. Мне было почему-то очень грустно от того, что у него столько сил ушло на то, чтобы выжить на этом узком каменистом уступе, чтобы победить утес, добраться корнями до далекой почвы. И вот когда оно наконец разрослось в полную силу, набралось уверенности в том, что ему больше ничто не угрожает, старый утес не выдержал его веса и осыпался. Так и наша армия, со всей своей общей мощью, в один день потеряла почву под ногами. А дерево то цвело, я помню, всю весну. Отцвело и засохло.

– Я понимать, что ты иметь в виду, – отозвался Макхэкв. – Ты говорить дальше.

– Макхэкв, я ведь уже пятнадцать лет в этом легионе. Я постоянно с кем-то воюю, за кем-то бегу, от кого-то убегаю, бьюсь с кем-то… А ничего ведь не меняется. Вот ты, сын степей, смотришь на меня и видишь, наверное, перед собой прямолинейного вояку, для которого война – это смысл жизни. А я ведь не всегда был таким, Макхэкв. Веришь или нет, я лет до тринадцати и меч-то толком держать не умел. Скрепя сердце шел на тренировки на арену, плакать хотелось. А еще больше хотелось читать и узнавать новое, хотелось назад, в башню к моему учителю, Аваки его звали, хотелось так же все про все знать, как и он, а то и лучше него. Я хотел стать мудрым правителем, просвещенным, как тогда модно было говорить. А меч, битвы – это все не мое было. Я ведь и тренироваться-то серьезно начал то ли от юношеской глупости, то ли от гордости. Хотелось быть лучше Джада, хотелось доказать Алансе, что именно я ее достоин, а не он.

Ксермет замолчал, тихо проклиная себя самого за малодушие. Что я ему все это рассказываю, этому степному шаману? Он ведь ни жизни нашей толком не знает, да и вообще… Аваки, Джад, Аланса – для него это просто имена. А для меня – вся жизнь.

– Ты продолжать. Просто говорить, это помогать тебе.

Кочевник положил руку Ксермету на плечо. Ксермет почувствовал, как к его глазам изнутри жгучей стеной подступили слезы. Чтоб тебя демоны побрали, кочевник. Умеешь же ты как-то сразу убеждать. Ксермет медленно моргнул, закатывая под закрытыми веками глаза кверху, пытаясь незаметно загнать слезы обратно.

– Понимаешь, Макхэкв, я просто устал, – грустно улыбнулся в темноту Ксермет. – Когда все это началось… Если честно, Макхэкв, я сам не знаю, когда все это началось. Наверное, это всегда было в нашем мире, и ничего, собственно, не начиналось. Покуда были люди, были и войны. Но если подумать, то для меня лично все это началось незадолго до высадки акамарской армии во владениях моего отца, началось с моего бегства, с убийства матери акамарскими гвардейцами, с казни отца по приказу Аниго. И много лет после этого для меня все было предельно ясно. Есть Аниго и акамарцы, наши враги, мои кровные враги, все до единого. И есть Джад, Рейнар и Каса, и все подданные Гакруксии, мои друзья, тоже все до единого. Черное и белое, все. – Ксермет резко хлопнул в ладоши, подчеркивая сказанное. – И несколько лет я бился с ними, одержимый жаждой мести. Сколько раз я представлял по ночам, что в следующей битве все сложится так, что в пылу боя я окажусь с Аниго один на один, лицом к лицу… – Ксермет слегка поморщился, внезапно вспомнив что-то из прошлого. – Аниго, кстати, надо отдать ему должное, хоть и был порядочной сволочью, но сам всегда был в гуще сражений, а не отсиживался, как наш доблестный король Бекрус, по сундукам.

Ксермет запнулся и прикусил язык. Болтаю, как базарная баба. Хоть за измену меня больше никто не накажет, но знать об этом ему все же незачем. Однако Макхэкв не подал виду и, казалось, ничего странного в рассказе не заметил. Внимания не обратил. А может, чего и не понял просто. Хотя говорит он по-нашему в целом сносно, кто его знает, как хорошо он все понимает. Эх…