Терри Пратчетт - Господин Зима

— А у вас там, я зырю, мёрзло, — сказал посетитель. — Сосули прям с потолков виснут.

— Да, но, к счастью, нам удаётся не подпускать их к книгам, — сказал старший библиотекарь. — Госпожа Дженкинс, этот, гм, господин, желает почитать что-нибудь о любви. Полагаю, это по вашей части.

— Да, сэр. — Госпожа Дженкинс показалась из-за стеллажа. — Какого рода любовные романы вас интересуют?

— Такенные с облогой, стрыницами и чтобы словей побольше, — пояснил посетитель.

Госпожа Дженкинс, давно привыкшая к подобным запросам, скрылась в тёмной глубине фургона.

— Эти чучундры напрочь учокнутые! — заявил новый голос. Он исходил вроде бы от незнакомца в чёрном, но откуда-то значительно ниже головы.

— Прошу прощения? — не понял старший библиотекарь Свинсли.

— Ах, пустяковины, — поспешно сказал незнакомец. — Эт’ у меня коленье ноет, давнишняя история.

— Чего б им просто не попалить все ихние книжины? — проворчало невидимое колено.

— Звиняй, эти коленьи так и норовят обпозорить человека. Ох и умучился я с ними, — сказал незнакомец.

— Я знаю, как оно бывает. Мои локти тоже не дают мне покоя в плохую погоду, — согласился старший библиотекарь.

В нижних регионах посетителя явно шла борьба, и незнакомец покачивался, как тряпичная кукла.

— С вас пенни, — сказала госпожа Дженкинс. — И я должна записать ваше имя и адрес.

Гость в чёрном содрогнулся.

— Но я… мы нипочём не грим наши имена и адресы, — выпалил он. — Релихия запрещает. Э… Послушайте, не хочу быть такой наглой позадницей, как моё коленье, но чегой вы тут седаете и умерзаете вусмерть?

— Наши быки разбежались, а снег, увы, слишком глубок, чтобы можно было идти пешком, — объяснил Свинсли.

— Ах-ха. Но у вас есть печура и малакуча сухих старых книжин, — сказал незнакомец.

— Да, конечно. — Библиотекарь посмотрел на посетителя озадаченно.

Повисла одна из тех пренеприятных пауз, которые образуются, когда собеседники совершенно не готовы принять точку зрения друг друга.

Потом раздалось:

— Ну, тады давай мы — я и моё коленье — пойдём сыскнём вашиих му-зверей, а? — предложил загадочный незнакомец. — Нехудо за пенни, ыть? Громазд Йан, я тебе щаз кыкс накидаю по перво число!

Незнакомец покачнулся назад и исчез — или, скорее, выпал — из виду. Послышался шум драки, потом — удаляющиеся в снежную мглу вопли: «Раскудрыть!»

Библиотекари уже хотели закрыть дверь, когда услышали испуганное мычание быков. Мычание быстро приближалось.

Две снежные волны катились по искрящейся в свете луны пустоши. Быки мчались на них, словно любители кататься на досках в море, и истошно вопили на луну. В нескольких шагах от фургона они остановились, снег улёгся. Мелькнуло что-то синее и рыжее, и любовный роман исчез, как не бывало.

Но самое удивительное, по единодушному мнению библиотекарей, было то, что быки примчались к ним задом наперёд.

Смущаться от рассказов нянюшки Ягг оказалось трудно, потому что её жизнерадостный смех прогонял любое смущение. Саму её не могло смутить ничто.

В этот день Тиффани, поддев лишнюю пару носков, чтобы избежать нечаянного озеленения, отправилась вместе с нянюшкой «обходить дома», как это называли ведьмы.

— Ты ведь ходила по домам с госпожой Вероломной? — спросила нянюшка.

К горам со всех сторон стягивались пухлые тяжёлые тучи. Ночью наверняка выпадет ещё больше снега, чем вчера.

— Да. И с тётушкой Вровень, и с госпожой Жилетт.

— И как, нравилось оно тебе? — Нянюшка плотнее запахнула плащ.

— Иногда. То есть я знаю, почему мы этим занимаемся, но порой кажется, что нет уже никаких сил терпеть человеческую глупость. А вот лечить людей мне очень даже нравится.

— Недурно разбираешься в травах небось?

— Нет. Я очень хорошо разбираюсь в травах.

— А ты не скромничаешь, да? — усмехнулась нянюшка.

— Если бы я не понимала, что очень хорошо разбираюсь в травах, я была бы полной дурой, госпожа Ягг, — сказала Тиффани.

— Это верно. Хорошо. Хорошо, когда в чём-то хорошо разбираешься. А теперь давай окажем небольшую услугу…

…одной старушке, которую надо было помыть, насколько это возможно при помощи двух латунных тазов и тряпок. И это было ведьмовское дело. А потом они навестили женщину, которая недавно родила, и это тоже было ведьмовское дело. А потом — человека со страшной раной на ноге, и нянюшка сказала, что нога очень хорошо заживает, и это тоже было ведьмовское дело. А потом они отправились к нескольким домишкам далеко на отшибе, зашли в один из них и поднялись по узкой деревянной лестнице в тесную спальню, где какой-то старик выстрелил в них из арбалета.

— Что, старый чертяка, не сдох ещё? — весело приветствовала его нянюшка. — Выглядишь молодцом. Зуб даю, парень с косой забыл, где ты живёшь!

— Пусть приходит, я только того и жду, госпожа Ягг, — оскалился в ответ старик. — Уж если мне придётся помереть, я и его с собой прихвачу!

— А это вот Тифф, она на ведьму учится, — сказала нянюшка, повысив голос. — Тифф, это господин Конщавел… Тифф? — Она прищёлкнула пальцами перед лицом Тиффани.

— А? — отозвалась Тиффани. Взгляд её застыл от ужаса.

Звук спущенной тетивы, раздавшийся, когда нянюшка открыла дверь, сам по себе здорово её напугал. Но Тиффани на миг показалось, что стрела пронзила нянюшку Ягг насквозь и застряла в косяке.

— Как тебе не стыдно, Билл, стрелять в девочек, — пожурила старика нянюшка, взбивая его подушки. — И госпожа Лозоход жаловалась, что ты всякий раз в неё стрелы пускаешь, когда она приходит тебя навестить, — добавила она, опуская свою корзинку на пол возле кровати. — Разве так поступают с почтенной женщиной, которая приносит тебе еду, а? Стыдись!

— Прости, нянюшка, — смутился старик. — Просто она тощая и ходит в чёрном. Немудрено и ошибиться, впотьмах-то.

— Старина Конщавел лежит и ждёт Смерть, Тифф, — пояснила нянюшка Ягг. — Госпожа Ветровоск помогла устроить для него ловушки и сделать особые стрелы, верно, Билл?

— Ловушки? — шёпотом переспросила Тиффани.

Нянюшка подтолкнула её локтем и показала на пол. По всему полу щетинились страшные зубастые капканы. Все они были нарисованы углем.

— Верно я говорю, Билл? — повторила нянюшка громче. — Она помогла тебе с капканами!

— Помогла! — подтвердил господин Конщавел. — Ха! Не хотел бы я разозлить эту женщину!

— Правильно, так что больше не стреляй ни в кого, кроме Смерти, договорились? А то матушка не будет тебе помогать. — Нянюшка поставила на старый деревянный ящик, служивший столиком у кровати, бутылку. — Твоё зелье, только что сваренное. Где она держит твою боль?

— Прямо тут, над плечом, нянюшка. Там она меня совсем не беспокоит.

Нянюшка прикоснулась к плечу старика и, казалось, на минуту задумалась.