Терри Пратчетт - Господин Зима

— Такая бело-коричневая загогулина? Вытянутая малость?

— Точно, нянюшка. — Старик потянул пробку из бутылки. — Корчится там, а я знай себе посмеиваюсь.

Он откупорил бутылку, и комната наполнилась запахом яблок.

— Она уже немаленькая, и растёт, — сказала нянюшка Ягг. — Матушка Ветровоск зайдёт вечером и заберёт её.

— Твоя правда, нянюшка. — Старик наполнил свою кружку до краёв.

— Только постарайся уж в неё-то не стрелять. Она от этого только злится.

Когда они выбрались из лачуги Конщавела, снова пошёл снег. Большие пушистые хлопья падали с неба и останавливаться не собирались.

— На сегодня вроде всё, — объявила нянюшка Ягг. — Мне ещё надо повидать кой-кого в Ломте, но это уж завтра, на метле полетим.

— Стрела, которую он выпустил в нас… — начала Тиффани.

— Воображаемая, — улыбнулась нянюшка.

— Но на мгновение она показалась настоящей!

— Ты не поверишь, что Эсме Ветровоск может навоображать!

— Например, капканы для Смерти?

— О да. Что ж, зато у старика не гаснет воля к жизни. Он уже на пути к Двери, бедняга. Хорошо хоть Эсме заботится, чтобы он не страдал от боли.

— И поэтому боль парит у него над плечом? — спросила Тиффани.

— Ага. Эсме её туда пристроила, так что старику совсем не больно, — сказала нянюшка.

Снег скрипел у них под ногами.

— Я и не знала, что вы так можете! — воскликнула Тиффани.

— Я могу так только с малой болью, зубной там или вроде того. А вот Эсме в этом деле нет равных.

Как припрёт, любая ведьма забывает свою гордость и зовёт матушку на помощь. Она, видишь ли, здорово в людях понимает. Но вот ведь странно, при этом их совсем не любит.

Тиффани взглянула на небо, а нянюшка была из тех, с кем очень нелегко, потому что они всё замечают.

— Что, гадаешь, не заявится ли твой дружок? — спросила она, широко ухмыляясь.

— Нянюшка! Ну в самом деле! — возмутилась Тиффани.

Однако нянюшку Ягг пристыдить было невозможно.

— Но ведь это правда, скажешь, нет? Хотя, если подумать, он ведь всегда рядом. Ты идёшь сквозь него, он ложится на твои плечи, ты отряхиваешь его с башмаков, когда входишь в дом…

— Не говорите так, пожалуйста, — попросила Тиффани.

— Да и вообще, что значит время для духа? — продолжала щебетать нянюшка как ни в чём не бывало. — И знаешь, я думаю, снежинки не сами себя лепят, особенно если надо им правильно руки-ноги приделать…

Она следит за мной краем глаза, подумала Тиффани. Хочет посмотреть, покраснею я или нет. Это уж наверняка.

Тут нянюшка вдруг игриво ткнула её локтем под ребро и засмеялась, как она это умела, — услышь этот смех камни, и те бы покраснели.

— А ты молодец! Было у меня несколько приятелей, которых я бы с удовольствием с башмаков отряхнула!

Вечером, собираясь лечь спать, Тиффани обнаружила под подушкой книгу.

Автором значилась Марджори Дж. Бюстье, заголовок, отпечатанный огромными красными буквами, гласил: «ИГРУШКА СТРАСТЕЙ», а под ним шла надпись буквами помельче: «Боги и Люди говорили, что им не суждено быть вместе, но они не желали слушать!! Душещипательнейшая история пылкой любви от автора “Разлучённых сердец”!!!»

На обложке была довольно крупно нарисована темноволосая молодая женщина, одетая, на взгляд Тиффани, довольно скудно. И волосы, и одежды её развевались на ветру. Лицо у неё было отчаяннорешительное и в то же время немного неприветливое. За женщиной издалека наблюдал красавец на лошади. Похоже, бушевала гроза.

Странно. На титульном листе стоял библиотечный штамп, а нянюшка никогда не брала книг в библиотеке. Что ж, можно и почитать немного, прежде чем задуть свечу…

Тиффани перевернула первую страницу. Потом вторую. Дойдя до девятнадцатой, она встала и нашла «Неурезанный словарь».

У Тиффани были старшие сёстры, так что кое-что об отношениях с мужчинами она вроде бы знала. Но Марджори Дж. Бюстье понимала многие вещи до смешного неправильно. На Меловых холмах ни одна девушка не стала бы убегать от молодого человека, который достаточно богат, чтобы разъезжать на собственной лошади. А если бы и стала, то недолго, недалеко и непременно так, чтобы он сумел её догнать. А ещё Mere, героиня книжки, ничегошеньки не понимала в фермерстве. Кому нужна жена, не способная дать корове лекарство или поднять молодого кабанчика? Какой от неё прок в хозяйстве? Губы как спелые вишни — это прекрасно, но, сколько ни красуйся с таким личиком, коровы от этого сами не подоятся, а овцы не постригутся.

И, кстати, об овцах. Эта Марджори Дж. Бюстье вообще что-нибудь смыслит в овцеводстве? Дело происходит летом, на ферме, где разводят овец, так? Ну и когда, спрашивается, была стрижка? Для пастухов это второе по важности событие в году, а про него в книжке ни слова!

Конечно, возможно, они держали подушных баранов или долинных куркулей, которые не требуют стрижки, но это редкие породы, почему же об этом не написано?

А тот случай в пятой главе, когда Mere отправилась с Роджером собирать орехи, бросив овец на пастбище? Это ж надо вовсе ума лишиться, чтобы такое натворить! Овцы ведь разбредутся и потеряются! Да и вообще, какой дурак ходит по орехи в июне?

Тиффани прочла ещё несколько страниц и подумала: а, ясно. Хмм. Ха. Не за орехами они пошли, значит. На Меловых холмах это зовут «искать кукушкины гнёзда».

Тут ей пришлось отложить книжку, чтобы сходить вниз за новой свечой. Вернувшись, Тиффани забралась обратно в постель, дождалась, пока ноги согреются под одеялом, и снова взялась за чтение.

Mere может выйти замуж за Вильяма, мрачного и черноглазого владельца аж двух с половиной коров, или поддаться на ухаживания Роджера, который зовёт её «моя гордая красавица», но на самом деле он явно негодяй, потому что ездит на чёрном жеребце и носит усы. И кого же ей выбрать?

А с чего она решила, что ей непременно надо выйти замуж не за одного, так за другого? И кто делает всю работу, пока она кокетливо прислоняется то к стенке, то к забору и надувает губки? И если она будет всё время расхаживать в таком наряде, то точно простудится.

Просто удивительно, как мужчины всё это терпят. Однако тут есть над чем подумать…

Тиффани задула свечу и скользнула под стёганое пуховое одеяло, белое как снег.

Меловые холмы укрывал снег. Он ложился на землю вокруг овец, и овцы среди белизны казались желтоватыми. Он застил звёзды, но искрился собственным светом. Он лип к окнам домов, и окна слепли, оранжевые огоньки свечей не могли пробиться в ночь. Но замок был ему не по зубам. Замок стоял на холме чуть в стороне от деревни, его каменная башня высилась над крытыми соломой домишками, утверждая свою власть. Дома, казалось, проросли из земли, а замок — наоборот, пригвоздил её к месту. Он будто заявлял: «Я владею».