Михаил Логинов - Забытый край [СИ]

Стенсер не заметил, как стал привыкать к новой жизни. Он привык к делам, которые поначалу давались с трудом. Мозоли полопались и руки, перестав напоминать женские, огрубели. Работа с топором больше не вызывала у него сложностей; движения стали более твёрдыми и уверенными, а тело заметно окрепло.

Болезнь, которая его свалила, отступила. На ноге остался крупный шрам, но ничего более не напоминало о случившемся на пруду. Даже тот девичий образ, заставлявший сердце трепетать, покинул его голову.

Мужчина через день ходил на речку и сидел на прибрежье с удочкой. Не задерживался особо, так, ловил на рыбную похлёбку и только. И каждый раз, когда он приходил на реку, показывался речник, да напоминал: — Ты об обещании помнишь? Когда завал убирать начнёшь?

Только Стенсер чувствовал перед водой странный страх и не решался идти к пруду, говоря речнику: — Помнить-то я помню, но подожди немного, нужно кое-какие дела вначале уладить, а там… как только освобожусь…

Речник смотрел на человека с недоверием, и даже для острастки один раз ударил своим огромным хвостом по воде. Получился ужаснейше громкий хлопок: — Смотри мне! Только обмани… и это тебе ещё радостью покажется!

Человек, помня слова старика, что речника злить не стоит, всячески того успокаивал: — Брось ты это! Разве стану я тебе голову морочить? Ты мне помогаешь, и в воду не тащишь… так неужели я, после этого, тебя обману?

— Смотри мне! — говорил речник, грозя толстым пальцем у самого носа человека.

Мужчина изо дня в день ходил в лес. Собирал валежник. И после, принося его к порогу дома, там, нарубал так, чтобы можно было им топить печь. Движения теперь были твёрдыми, размеренными, — не осталось и следа от размашистых и неловких ударов. Прежде он кое-как перерубал ветки, но привычка и обретённое умение сделали своё дело, — одним, в редких случаях, двумя ударами, Стенсер перерубал крупные ветки.

За время болезни короб с дровами совершенно опустел. Но после, когда Стенсер начал ходить в лес, ему удалось почти полностью его заполнить.

Однажды утром, когда они завтракали горячей похлёбкой, Старик спросил:

— Сегодня чем займёшься?

Стенсер, держа перед собой ложку и обдувая с неё пар, поглядел на домового и сказал:

— Тем же, чем и обычно, — пойду в лес, дрова наберу. После на пруд, а следом ужин и здоровый, крепкий сон.

Домовой отложил ложку, поглядел на человека и сказал:

— Тебе что, того мало? — старик кивнул в сторону короба.

Стенсер, продолжая обдувать горячий рыбный суп, сказал:

— Запас лишним не бывает… Пусть лучше будет резерв, чем что-то случиться, а в доме даже печь нечем топить.

Старик как-то не хорошо посмотрел, а Стенсер и так уже чувствовал, что оправдывается. Он изумлялся, что оправдывается, в первую очередь, перед собой. Мужчина встал из-за стола. Оставив завтрак недоеденным, Стенсер прошёл к печи и взял топор, — домовой зверски лютовал и ругался, если он уходил в лес без топора.

— Скоро вернусь, — сказал Стенсер, толкая скрипучую дверь.

Мужчина шагал по нахоженной тропе в сторону леса. Она уже казалось знакомой с детства. И лес больше не пугал, — Стенсер словно угадывал, куда заходить не стоит, и старательно избегал углубляться в непролазные дебри.

Его касались высокие, покачивавшиеся на ветру, травы. И пахло так богато полевыми цветами, что от приторности становилось неприятно. Стенсер пытался понять, что же именно его так болезненно зацепило в коротком разговоре с домовым, пытался разобраться, что смогло его так потревожить.

«Наверное, я и в самом деле слишком уж однообразно живу. Следует найти себе какое-то другое применение. Приложить себя, так сказать, к иному делу. Может, чему поучиться? Посмотреть другие места, да и так… что меня сейчас больше всего должно волновать?»

Стенсер остановился, огляделся кругом, словно ища подсказки, но…

«Что сейчас важнее всего?» — спрашивал он себя, утирая выступивший на лбу пот.

Постояв с минуту, Стенсер свернул с тропы и почувствовал, словно избавился от тяжкого, ставшего привычным, груза. И так легко было шагать, утопая в травах.

Вскоре, на смену до горечи сладким запахам полевых цветов пришёл крепкий, отрезвляющий аромат полыни. И пчёлы с жужжанием проносились мимо.

А Стенсер, думая: «Наверное, стоило спросить Будимира, что он хотел предложить?», — шагал дальше. И потом, много позже, ругая себя последними словами, он взбирался на крутой склон: «Вот же понесла меня нелёгкая!» — только стоило ему взобраться, как он забыл о своих злоключениях и, выронив топор, внимательно оглядел предлесье.

Низкорослая трава, много кустарников и редкие молодые деревья, а чуть дальше, точно по какой-то не видимой, ужасно волнистой линии проходила граница с могучим и статным, сосновым лесом. И было невероятно много ярких спелых ягод, которые едва таились за листвой. Но стоило подуть ветру и листве закачаться, как мужчина приятно поразился, — ягод оказалось значительно больше.

Вначале с опаской, сорвав одну ягодку, попробовал её на зубок. Но, распробовав, потянулся уже смелее, а вскоре жадно и торопливо собирал целые пригоршни этих сочных, вкусных ягод. И ничего-то мужчина по своей оплошности не замечал, пока совсем рядом не раздалось гулкое фырканье.

Стенсер с удивлением глядел на странное животное. Точно заяц, только вполовину крупнее, с ярко-красными глазами и густо-зелёной шерстью, на которой были тёмные крапинки и линии. Даже в низкорослой траве этот зверёк умудрялся сливаться с окружением, его выдавали только глаза и дёргающиеся длинные уши.

«А это ещё что такое? — подумал Стенсер, утирая рот от ягодного сока. — Это зверёк такой или очередной дух?»

— Доброго тебе… эм, — запнулся мужчина и глянул вверх, — денёчка. Я, кажется, у тебя тут немного подъел. Это ведь твоё? — кивнул в сторону ближайших зарослей малины.

Но заяц, — или кто он там? — оказался в высшей степени невоспитанным грубияном. Низко, до боли в ушах, пискнув, заяц прыгнул в сторону человека. Тот, не ожидая подобной реакции, тихо ругнулся и сделал шаг назад.

— Ты чего такой злой? Неужели пожалел?

Только зверёныш не отвечал, в привычном понимание. Щёлкнув несколько раз своими крупными зубищами-резцами, пропищав до звона в ушах, заяц вновь прыгнул в сторону человека.

Человек отступил, а потом ещё и… покатился кубарем вниз по склону. И, казалось, за время непреднамеренного спуска телом смог собрать все камушки, ямки и прочие, яркие для впечатления, особенности местности.

— Да твою же лесную матерь! — закричал он у подножия.

Чуть ниже плеча раздалась жгучая боль. Боясь худшего, с трудом и болью поднял правую руку, а после опустил: «Перелома нет… ну, и на том спасибо!» — подумал Стенсер.