Анна Бахтиярова - Неприятности по обмену

Оставались два вопроса: как попасть домой, и куда делась Микаэла? Застряла в картине? Или загремела в Викин мир — к папе и бабушке Анфисе? Ох! Колдунья в трёхкомнатной квартире наворотит таких дел, что вся девятиэтажка подпрыгнет! Похоже, сестричка не отличается покладистым характером. Вдруг превратит соседей в лягушек, а Цветочную улицу в болото?

Хорошо хоть магистр сдержал слово. Через полчаса слуги внесли в игровую комнату злосчастную картину. Она заняла почётное место на стене — по соседству с родительским портретом. Вика внимательно осмотрела нарисованных женщин. Набравшись храбрости, постучала по раме и тихо позвала: « Мика? Мика, ты здесь? ». Ответа не последовало. Вика восстановила в памяти свои действия накануне и проделала то же самое: провела пальцами по кромке подола средней дамы и прижала ладонь к полотну. Но ничего не произошло. Портал в другой мир оставался самой обычной картиной.

Вика расстроилась, но не сдалась. Раз картина затянула внутрь однажды, значит, получится попасть туда снова. Не хочет по-хорошему, возьмем измором!

Мика колдовала в спальне сестры. Перебирала заклятья, которые разучивала с магистром Томом и втайне от него. Но они отказывались работать. Все до единого! Не действовали даже примитивные: «зажечь свет», «открыть дверь» или «в какой стороне море?». Девочка была на грани истерики. Ни разу в жизни она не чувствовала себя столь беспомощной. Вот, значит, каково людям из Простории! Они не владели магией и покупали наполненные ею предметы, вроде кулона с морской водой, что висел у Мики на шее.

— Виктория, хочешь завтракать, подогрей себе сама, а я полежу, — раздался из-за закрытой двери голос старушки.

В обмороке она пробыла недолго. Очнувшись, не вспомнила, почему лишилась сознания. Винила во всём давление. Мика не поняла, почему. Ни она сама, ни её отец Николас на старушку не давили. Ни словом, ни делом.

— Подогреть, — прошептала девочка, не представляя, как это сделать без колдовства.

Она не забыла тоненькую загоревшуюся палочку и правильный круг огня под чайником. В этом мире работала незнакомая магия, к которой у Мики не было способностей. В животе обиженно заурчало от голода, но девочка сжала зубы. Нет, завтракать она не будет! Её дело — колдовать. Вдруг хоть что-то получится!

Потерпев с десяток неудач, Мика решила создать фантазию. Девочка ненавидела этот вид колдовства. Однажды он превратится в работу. Так решил контролёр, измерявший магию Мики в младенчестве. Через эту процедуру проходили все новорожденные Моревии и Лесовии. Но разве создание фантазий — честь? Придётся всю жизнь развлекать короля и его семью. У профессии только название красивое — мастер фантазий. На деле такие, как Мика, обыкновенные шуты!

Девочка зажмурилась, освобождая горячую голову от тревог. Следовало представить фантазию. В мельчайших деталях. Нарисовать её мысленно, штрих за штрихом. Нечто вымышленное, например, мифического дракона, которым в колдовском мире пугали непослушных детей. Или же реальных живых существ — колдуна, животное, рыбу, насекомое.

Мика выбрала летуна. Любимчика Феликса из бабушкиной конюшни. Но вспомнился родной замок. Три зубца с десятками открытых окон. Высеченные в чёрной скале лестницы, ведущие к пляжу. Бирюзовые волны, накатывающие на берег из белого песка. Множество разноцветных ракушек, из которых дети прислуги делали бусы. Мике такие украшения нравились не меньше бабушкиных драгоценных камней. Но юной леди не полагалось носить безделушки.

Девочка открыла глаза. Она поверила, что увидит в комнате Виктории отпечаток родного дома. Пусть и не чёткий, как у взрослых магов. Однако глазам предстала лишь спальня. Ни намека на замок в форме короны. Отсутствовала даже лёгкая дымка!

— Вот, кентавр лохматый! — Мика топнула от досады.

Если врожденная магия не работает, дела плохи. В кулоне не осталось морской воды. Вся выплеснулась, когда девочка нечаянно притянула её силу.

Поборов желание забиться в угол и расплакаться, Мика принялась обследовать комнату Виктории. Не спальня, я тесная каморка: железная кровать, стол, два жестких стула, потрёпанное кресло в углу, шкаф с одеждой и полка с книгами. Кошмар по сравнению с «Жемчужной короной». Самое страшное открытие ждало впереди — за окном не оказалось моря! Открыв шторы, девочка чуть не лишилась чувств. Никакой зелено-синей глади, только жуткие прямоугольные дома, похожие, как братья.

Особенно в комнате впечатлили две вещи: нелепая одежда сестры и её портрет на столе. Платьев в шкафу Мика насчитала всего четыре: коротких, не достающих до колен! У двух отсутствовали рукава! Фу-у-у! Остальной гардероб состоял из мужской одежды: штанов и необычных рубашек без пуговиц, но с рисунками и надписями. Мика застыла, озадаченно разглядывая русалку. Та ни капли не походила на настоящую. Девушки-полурыбы, жившие возле замка Ларье, были самыми печальными существами на свете.

В этой самой рубашке с русалкой сестру запечатлели на портрете. Он легко помещался в ладонях, но столь достоверных картин Мике видеть не доводилось. Даже гениальный прадед Руди Флоренс не умел так чётко прорисовывать черты. Виктория получилась, как живая. Вот-вот заговорит!

Неудивительно, что ни отец, ни сердитая старушка не заподозрили подмены. Одно лицо! Всё равно, что в зеркало смотреться. Но, на взгляд Мики, она выглядела изящнее сестры. Девочка с портрета производила впечатление простушки. Трудно вырасти леди, живя в бедноте. Зато Виктории достался талант художника. Передался через два поколения от знаменитого прадеда. В простеньких рисунках, разложенных на столе, чувствовалась душа и сила. Мика обиженно поджала губы. Она всегда мечтала научиться рисовать, но зря переводила холсты и краски. Колдуны и колдуньи получились с перекошенными лицами, море не походило на море. Не было в нём силы и волшебства. Дурацкое голубое месиво, и только.

Мика аккуратно сложила рисунки сестры в стопку, собрала цветные карандаши в коробку. Спрятала в шкаф. Ни к чему добру пылиться на столе. Собралась закрыть дверцы, но остановилась на полпути. Внимание привлекла перевязанная лентой кипа бумаг в углу. Это оказались письма: заклеенные, а не свернутые в трубочку. Магические печати отсутствовали.

Мика знала, что читать чужую почту плохо, но не удержалась, заметив слово «маме», выведенное детской рукой. Девочка, как никто другой, знала, что Доминика Ларье, носящая теперь фамилию Винклер, никогда не станет читать эти послания. Ей не было дела до живой дочери. Не то, что до мёртвой.

— Нужно узнать Викторию, — прошептала Мика, найдя подходящее оправдание некрасивому поступку, и взобралась с ногами в скрипучее кресло.