Мари Бреннан - Чтоб никогда не наступала полночь [litres]

Девен уважал Уолсингема достаточно, чтобы довериться его оценке, не допуская и мысли о том, чтоб кто-либо смог столь долгое время успешно водить того за нос. Однако кому-то ведь да удается? Невероятно, но кто-то сумел отыскать способ вести свою игру, сохраняя инкогнито.

– По-видимому, – продолжал главный секретарь, – наш неизвестный игрок, как и все мы, знает, что обращаться прямо к королеве не слишком-то продуктивно. Чаще всего он действует через придворных – а может быть, даже через ее фрейлин. Однако порой я не могу представить себе иного объяснения, кроме того, что он имел тайную встречу с Ее величеством и… убедил ее в своей правоте.

– В течение последних двух лет?

Уолсингем вновь устремил взгляд в глаза Девена.

– Да.

– Рэли.

– Не первый из тех, кого Ее величество соизволила приблизить к своей персоне, не назначив в совет. Мало этого, иногда мне сдается, будто она просто наслаждается возможностью привести нас в замешательство, проконсультировавшись с кем-то другим. Но эти особы и их дела нам известны. Это не Рэли и не любой другой из тех, кто у нас на глазах.

Девен принялся перебирать тех, кто имел право доступа в личные покои королевы, а также тех, кого видел гулявшим с королевой в садах. Но, кого бы он ни называл, Уолсингем отверг всех.

– Однако в наблюдательности вам не откажешь, – с иронической улыбкой заметил главный секретарь. – Не зря, не зря я взял вас на службу.

Так он размышлял об этом с самого появления Девена при дворе? А судя по тону, и дольше, и Девен вовсе не был удивлен, обнаружив, что стал пешкой в чужой игре. Или, дабы сменить метафору, ищейкой из тех, что вынюхивают след дичи. Вот только ищейка из него вышла неважная…

– Судя по вашим доводам, милорд, – со вздохом сказал он, – на свете много людей, которые не могут быть тем, кого мы ищем, но тех, кто мог бы, гораздо больше. И те, кого вы можете исключить, – лишь несколько капель в сравнении с океаном возможных кандидатур.

– В противном случае, – по-прежнему ровно ответил Уолсингем, – я отыскал бы его многие годы назад.

Девен склонил голову, соглашаясь с полученной отповедью.

– Но, – продолжал главный секретарь, – я еще не побежден. Если этого типа не найти с помощью логики, отыщу его логово, посмотрев, куда он двинется далее.

Теперь разговор наконец-то дошел до истинной причины, побудившей Уолсингема снять с доски шахматную фигуру и вспомнить о королеве Шотландии. Что ж, против роли ищейки господина главного секретаря в столь увлекательном деле Девен вовсе не возражал. И даже знал, где искать дичь.

– Ирландия.

– Ирландия, – согласился Уолсингем.

Памятуя о недавних откровениях, Девен попробовал разглядеть руку неизвестного игрока в событиях вокруг Перрота, Фицуильяма и Тирона – и вновь общий сумбур одержал над ним верх.

– Думаю, наш игрок еще не выбрал курса, – сказал Уолсингем в ответ на признание в этом. – Я подозревал его в авторстве обвинений против Перрота, но узнанное вами заставляет в сем усомниться. Эти обвинения столкнулись с противодействием, которого я совсем не ожидал, и оно также может оказаться делом рук нашего неизвестного.

Девен взвесил в мыслях и это.

– Так, может быть, он ведет игру более долгую? Если он, как вы говорите, манипулировал окружением самой королевы Шотландии, то, видимо, не прочь потратить на достижение цели годы.

– В самом деле, – пробормотал Уолсингем, потерев лоб ладонью и ущипнув себя за переносицу. – Полагаю, он готовит почву для некоего грядущего хода. Что с его стороны и осторожно, и мудро, особенно если он желает, чтоб его рука осталась незамеченной. Однако сия осторожность предоставляет нам время его выследить.

– Я продолжу прислушиваться, – с куда большим энтузиазмом, чем в первый раз, сказал Девен. Теперь, когда он узнал, к чему должен прислушиваться и что искать, задача стала куда интереснее прежнего. К тому же, и Уолсингема, доверившего ему неразгаданную головоломку, разочаровывать не хотелось. – Должно быть, ваш неизвестный игрок – настоящий мастер, если так долго остается необнаруженным, однако рано или поздно ошибется любой. Вот тогда мы его и отыщем.

Воспоминания: декабрь 1585 г.

Едва он ступил на землю городка Рай, что в Восточном Суссексе, как по бокам к нему подступили двое дюжих малых, а третий с широкой, однако лишенной всякой теплоты улыбкой загородил путь.

– Пойдете с нами, – велел улыбавшийся. – Приказ господина главного секретаря.

Двое прочих пройдох подхватили путешественника под локти. Пленник их выглядел довольно невзрачно: молодой человек, то ли гладко выбритый, то ли из тех, что не могут отрастить бороды ни при каких обстоятельствах, одетый неплохо, но без экстравагантности. Однако корабль пришел из Франции, что само по себе могло послужить причиной для подозрений. Что же до этой троицы, это были отнюдь не таможенники, облеченные властью обшаривать прибывающие суда в поисках контрабанды или католической крамолы. Они явились за ним.

Один против троих, схваченный только пожал плечами.

– Что ж, я в полном распоряжении господина главного секретаря, – сказал он.

– Вот и ладненько, – проворчал один из громил, и юношу повели за пределы доков, в грязные закоулки Рая.

Не спуская глаз с пленника, трое пустились в путь – на север, потом на запад, под серым студеным небом. Три дня в холоде и лишениях привели всех в частный дом близ дворца Плачентия, что в Гринвиче. Следующий день принес с собою стук в дверь.

– Ну, хоть не позже того, – буркнул главарь, отправившись отпирать.

Через порог, встряхнув складками плаща, переступил сэр Фрэнсис Уолсингем. Снаружи, у двери, заняли позицию двое солдат при оружии. Не оглянувшись ни на них, ни на нанятую им троицу, Уолсингем расстегнул плащ и подал его одному из громил. Взгляд его темных глаз был прикован к пленнику. Тот поднялся и отвесил поклон. Трудно было сказать, нарочно ли он вложил в сей поклон насмешку, или же этакое впечатление внушала неловкость, сообщенная юноше связанными за спиною руками.

– Господин секретарь, – заговорил пленник. – Я предложил бы вам свое гостеприимство, но ваши люди отняли все мои пожитки, да, кроме того, и дом этот принадлежит не мне.

Не обращая внимания на его сарказм, Уолсингем жестом велел двоим из громил убраться, а главному – остаться при нем. Едва в комнате, кроме них троих, не осталось никого, он показал юноше письмо с бережно отделенной от бумаги печатью.

– Гилберт Гиффорд. Вы прибыли из Франции, имея при себе письмо от католического заговорщика Томаса Моргана к низложенной королеве Шотландской. Письмо, рекомендующее вас как ее верного союзника. Уверен, вы понимаете, каковы могут оказаться последствия.