Катэр Вэй - Теперь я стеллинг! (СИ)

— Я не совсем вас понимаю, Ар.

— Ну… — усмехнулся Густаве. — Понимать меня и не обязательно. Сейчас, во всяком случае… просто учтите: живые солдаты Гардании нужны больше, чем мёртвые герои… Впрочем, я не затем к вам пришёл, Эр Патер. У меня есть некоторые… подозрения, которые мне бы очень хотелось с вами обсудить… как с наиболее образованным церковным человеком.

— Вы ведь хотите поговорить о том… стеллинге, да? — слегка скосив голову, по-птичьи, набок, вымолвил Эр Патер.

— О нём самом, Эр. У меня, конечно, сложилось своё мнение о произошедшем, но хотелось бы услышать версию, которую знаете вы.

Патер, отведя глаза в сторону и уставившись на стену, глубоко задумался, вороша багром мысли свою память.

Каморка, в которой они находились, была личными покоями Эра, которые, в свою очередь, располагались в глубинах храма; несмотря на то, что иные гостиницы и постоялые дворы могли предложить более статусные варианты, наш знакомый придерживался мнения, что скромность — лучшая добродетель для настоятеля.

Стены, холодные, из серого камня, но укрытые деревом. Крепкая кровать, в рост человека, занимающая собой около трети комнаты, начинавшаяся практически от дверного косяка; узкий, небольшой писарский стол с ящиками, с кипой свитков, каких-то бумаг, книги из пергамента, набором свечей и — вот где была роскошь — в четверть роста зеркалом, прикреплённым к стене, рядом с которой стояла некрупная золотая статуэтка Шестирукого. Запах благовония, гуляя по затхлому помещению, старательно вытеснял другие более неприятные ароматы. Например, подгнившую древесину.

Атмосфера, в общем-то, обычная для места, бывшего простой храмовой кладовой, покамест туда не переехал Эр. Густаве, сидя на стуле, немного зажался, поскольку объём помещения, и до того небольшой, казалось бы ужался донельзя; оттого он чувствовал себя словно тавер, загнанный в узкое стойло. На столе покоилась зажжённая свеча, которую, войдя в помещение, занёс Ар.

Эр, в своей вдумчивости, скрестил руки на груди. Наморщил лоб, став необычайно хмурым и собранным. Наконец, точно бы нехотя и осторожно, начал молвить:

— Честно сказать, всё в этом деле пахнет необычайно мерзко, Ар Густаве. Суд, одержимость, сила чужого Бога…

— А вас разве не учили бороться с подобными тварями?.. — усмехнулся в усы рыцарь. Священник покосился на его довольную физианомию.

— Ар, мне льстит ваше высокое мнение о подготовке простого Кардинала… — уста визави разошлись и того шире.

— Простой Кардинал, я думаю, не смог бы применить восемь мечей связывания. Больно уж приметная молитва… более характерная для кого-то из… имеющих особую подготовку, но никак не для зелёного Эра, пусть и кардинала.

Некоторое время они молчаливо бодались взглядами. Священнослужитель сдался первым, отведя глаза в сторону и немного обиженно поиграв челюстью; воин сохранил спокойствие и стать. Пригладил рукой усы.

— Вы ведь знаете, кто я, не так ли? — устало произнёс Патер, бегло покосившись на Ара.

— На удивление — нет, — в глазах говорящего возникли весёлые искорки, — но догадываюсь. Только вот не уверен, что Церковь забыла в этих краях… Сан Георгино не одобрит расширения ваших полномочий. — Эр сжал кулаки. Рыцарь убрал кулак из-под подбородка, затем размял шею, пару раз хрустнув. — Я бы даже сказал, что этот случай, с безродным отродьем… он был уж слишком удобен и вовремя…

— Да что вы себе позволяете, Густаве!.. — от степени возмущения Эр подскочил на постели но, в меру своей слабости, тут же застонал и опустился обратно, умудрившись слегка приложиться головой о низенький потолок. Слуга короля покачал головой и мрачно заметил:

— Церковь воспитала в вас послушного пса, Патер. Но давайте отложим ненужную склоку в сторону: у нас есть общий враг и общая проблема, которую надлежит каким-то образом решить.

— Стеллинг… — почти что выплюнул это слово Эр, наполнив его максимальной степенью презрения. Густаве кивнул.

— Мне нужны все ваши догадки, все домыслы, все сведения, все свидетельства и свидетели, будь это хоть последняя шлюха в городе… — на последней фразе голос аристократа перешёл практически на шёпот, а его взгляд точно бы помутнился: он смотрел как будто сквозь Эра, притом бормоча себе под нос что-то неразборчивое… Патер ощутил холодок в районе спины.

— Сколько я был без сознания, Ар Густаве?

— Десять дней, Эр Патер. — глаза Ара прояснились. Он мотнул головой, посмотрел на собеседника. — Десять дней вас лихорадило, покуда весь приход сбивался с ног, пытаясь вас выходить. Десять дней… — в глазах рыцаря можно было прочитать горечь, злость и какое-то разочарование. Его губы сжались в недовольную линию.

— И за десять дней вы так и не смогли отыскать стеллингов? Вы? Лучший и вернейший пёс короля, который прославился своими навыками сыска и способностью идти по следу?.. — скепсис из лица священника можно было черпать ложкой. Густаве, явно сдерживаясь, недовольно и громко выпустил носом воздух.

— Эти десять дней, Эр Патер, мне пришлось потратить на усмирение беспорядков и вашей паствы, — льдисто-синие глаза Ара Густаве начали наливаться кровью. Его плечи расправились, а спина выгнулась идеальным образом. — И я надеюсь, что теперь , когда вы наконец вернулись к нам, вы приложите усилия, чтобы обуздать их, а я, наконец-то, смогу прочесать каждый чёртов камень и дол в этой глуши!.. — под конец речи Густаве говорил тихо, но крайне эмоционально и сильно. Эр снова почувствовал холодный клинок, приставленный к горлу, образно выражаясь.

— Десять дней?.. Что… что творится в городе, Ар Сильдориан Густаве, во имя Шестирукого?! — мужчина хрустнул кулаками и промолчал. Затем, точно бы преодолевая себя, ответил:

— Ничего доброго, Эр Стайн Патер. Беспорядки, грабежи, насилие… было несколько случаев, когда на себя пытались наложить руки. В городе невозможно находиться: давящий, тяжёлый дух пропитал каждый ррейхов уголок этой богом забытой Гелоны.

— Влияние Бога, которого призвал стеллинг, — побледнев, вжался спиной в стенку Патер. Его лицо было каменным. — И за десять дней… оно не развеялось?

— «Развеялось»? О нет, Эр. Мне кажется, оно только усилилось от разрухи, беспорядков и беззакония. Вана Ганидзе, достопочтенного слугу короля, зарезали на улице, точно какую-то крысу, посреди дня. Некоторые из солдат дезертировали, подались в разбой; говорят, не могут выносить этого голоса, что шепчет слова безумия… — седовласый (теперь) рыцарь с унылым видом покачал головой. — Только молитвой и милостию Шестирукого, Гелона ещё продолжает держаться хоть как-то. Вся надежда лишь на вас и ваши литании, Патер.