Терри Пратчетт - Последний континент [litres]

– И все равно я считаю, что мне следует взобраться на мачту! – возразил он.

– А-а! Шоу «Подгляди сам»? – прорычал главный философ.

– Нет, просто мне кажется, было бы неплохо выяснить, куда мы, собственно, плывем, – ответил Думминг. – Там, впереди, собираются серьезные тучи.

– Отлично, значит, поплывем под дождиком, – отрезал заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

– В таком случае почту за честь возвести подходящее укрытие для госпожи Герпес, – вступил в разговор декан.

Думминг побрел обратно на корму, где мрачный аркканцлер ловил рыбу.

– Можно подумать, госпожа Герпес – единственная женщина в мире, – недовольно произнес Думминг.

– А по-твоему, дело обстоит как-то иначе?

Мысли Думминга панически заметались, периодически сталкиваясь друг с другом.

– Но, аркканцлер, это же полная ерунда!

– А вот этого мы точно не знаем, Думминг. И все же взгляни на происходящее с положительной стороны. К примеру, мы все могли бы утонуть.

– Э-э… аркканцлер? А вы горизонт видели ?

Яростная, ни перед чем не останавливающаяся буря в семь тысяч миль длиной и всего в милю шириной представляла собой гигантскую крутящуюся, кипящую массу разъяренного воздуха. Буря окружила последний континент, как стая лис окружает курятник.

Облака громоздились одно на другое, облачные башни упирались в стратосферу. Эти древние облака так долго участвовали в круговороте природы, что обрели своего рода личность, до предела зарядились ненавистью и, самое главное, электричеством.

И разразилась – нет, не буря! – битва. В толще облачной массы ураганчики местного значения – мелочевка, не больше нескольких сотен миль в длину, – боролись друг с другом за жизненное пространство. По грозовым облакам скакали раздвоенные молнии. Дождь, не долетая до земли добрых полмили, превращался в пар.

Воздух светился.

И под всем этим, с ревом вздымаясь из океана потенциальности, рассекая сотрясаемое громами и неотличимое от плотных дождевых струй море, вставал из темных глубин последний континент.

А в городе Пугалоу, на стенке опустевшей тюремной камеры, на фоне выцарапанных там рисунков, надписей и предсмертных календарей изображение овцы сначала превратилось в изображение кенгуру, а потом и вовсе растворилось в камне.

– Итак? – произнес декан. – Нам следует ожидать небольшой встряски?

Густая серая полоса заполнила ближайшее будущее, неотвратимая, как визит к зубному врачу.

– Полагаю, встряска будет приличной, – заметил Думминг.

– Что ж, в таком случае надо сменить курс. Или галс.

– Но у этой лодки нет руля. К тому же мы не знаем, куда приведет нас этот другой курс. Не говоря уже о том, что вода у нас почти на исходе.

– А может, это большое облако впереди означает, что суша совсем близко? Нет, случаем, такой приметы? – задумчиво произнес декан.

– Тогда эта суша должна быть очень большой, просто гигантской, – откликнулся аркканцлер. – А может, это ИксИксИксИкс?

– Надеюсь, что нет. – Парус над головой Думминга захлопал и вздулся. – Но ветер крепчает. Наверное, шторм всасывает в себя воздух. И по-моему… Жаль, я забыл чарометр на берегу, потому что у меня складывается отчетливое впечатление, что уровень фоновой магии вокруг существенно повысился.

– Почему ты так думаешь, юноша? – осведомился декан.

– Во-первых, все стали какими-то нервными, а волшебникам, оказавшимся в присутствии высокоэнергетических магических полей, свойственно впадать в раздражительность, – объяснил Думминг. – Но изначально мои подозрения возбудил тот факт, что у казначея появились планеты.

Планет было две, и они вращались по орбите вокруг казначеевой головы на высоте пары дюймов. Как это часто случается с магическими феноменами, планеты в полной мере обладали виртуальной нереальностью и без труда проходили как сквозь друг друга, так и сквозь голову казначея. А еще они были полупрозрачными.

– Силы небесные, да это же Магрупов Синдром в чистом виде! – изумился Чудакулли. – Церебральная манифестация. Самый верный признак. Вернее канарейки в шахте.

Некий прибор в мозгу Думминга начал обратный отсчет. Три, два…

– А помните старину Задиру Птаха?! – возбужденно воскликнул заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Так вот он…

– Один! – закончил счет Думминг. – Нет, не помню. И что же с ним?

Думминг с удивлением обнаружил, что говорит куда громче обычного, почти кричит. Причем не то чтобы он хотел сейчас наорать на кого-нибудь, но…

– Об этом я и собирался поведать, господин Тупс, – спокойно откликнулся завкафедрой. – Так вот, старина Птах был очень чувствителен к высокоэнергетическим магическим полям, и временами, когда мозговая деятельность у него ослабевала – например, когда он начинал подремывать, – вокруг головы у него, хе-хе-хе, летали такие маленькие…

– Ну разумеется, – быстро откликнулся Думминг. – Нам всем нужно быть очень бдительными на предмет всякого необычного поведения.

– Это среди волшебников-то? – хмыкнул Чудакулли. – Господин Тупс, для волшебников необычное поведение – самая что ни на есть норма.

– В таком случае следует обращать внимание на любое нехарактерное поведение! – завопил Думминг. – К примеру, если кто-то ни с того ни с сего осмысленно проговорит две минуты кряду! Или если волшебники вдруг начнут вести себя как цивилизованные люди, а не как стадо напыщенных идиотов!

– Тупс, такой тон для тебя нехарактерен, – заметил Чудакулли.

– Об этом я и говорю!

– Ну-ну, Наверн, полегче с ним, нам всем сейчас нелегко, – успокаивающим тоном произнес декан.

– А теперь на него нашло! – заорал Думминг, трясущимся пальцем указывая на декана. – Декан никогда не был таким, как сейчас! Таким агрессивно-резонным!

Историки давно уже заметили, что войны, как правило, начинаются во времена изобилия. Во времена голода людям не до того – им бы кусок хлеба найти. Когда люди кушают ровно столько, чтобы едва-едва волочить ноги, они ведут себя очень вежливо. Зато когда начинается пир, тут-то и наступает момент подробно разобраться, кто где должен сидеть за столом [19].

И Незримый Университет, как подозревали даже сами волшебники, существовал не столько для того, чтобы способствовать развитию магии, сколько чтобы подавлять ее. Мир однажды имел возможность убедиться, что может произойти, если в руках у волшебников сосредоточится слишком много магии сразу. Да, это случилось давно, но и по сей день существуют места, куда лучше не заходить, если хочешь выйти на тех же ногах, на которых вошел.

Когда-то, давным-давно, слова «волшебник» и «война» считались однокоренными.

Официальная же и повсюду пропагандируемая цель существования Незримого Университета заключалась в том, чтобы служить своего рода грузом на стреле всемирной магии, – дабы та раскачивалась с величественным размахом предсказуемого и управляемого маятника, а не вертелась с убийственной целенаправленностью шипастой палицы. Волшебники не разили друг друга огненными шарами из укрепленных твердынь. Вместо этого они сражались словесно, язвя друг друга колкостями и споря по поводу интерпретации протоколов факультетских собраний. И уже давно они с огромным удивлением обнаружили, что получаемое от этого злобное наслаждение ничуть не уступает тому, которое испытывают участники более «реальных» боев. Затем наступало время обильного ужина, а после хорошей еды и отличной сигары даже самый бешеный Темный Властелин размякнет и начнет обниматься с сотрапезниками, в особенности если те предложат ему «еще капельку бренди». Так медленно, шаг за шагом, волшебники обретали самую главную магическую силу, обладая которой понимаешь, что все остальное – суета сует и всяческая суета.