Доминик Пасценди - Коншарский стрелок [СИ]

Ребята наскоро зализали раны, обыскали трупы разбойников (ну, и поснимали с них кой-чего). Госпожа выглянула из кареты, посмотрела на убитых и снова скрылась за дверцей. И они двинулись в Валезан.

Гарротт сказал:

— Ты знаешь, я думал и думал. Мне верится, не разбойники это. Странные. Зачем-то не перекрыли дорогу. Не убили лошадей. Оружие хорошее, и все были в легких доспехах. Но сражаться не умеют, лезли каждый сам. Не… как это… займодействовали. Мешали только друг другу.

Мы поговорили еще немного, и уже собирались уходить, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетел — в кольчуге, с оружием — Тенсер Колено, Гарроттов доверенный:

— Беда, вожак! — обратился он к Гарротту по-имперски. — Сфигга в городе! Король всех оружных созывает!

Мы повскакали. Сфигга в городе — это и правда беда. Откуда в Землях нечистое зверье — заансары, сфигги, гарзы, урланы и прочие — толком никто не знает. Говорят, что их развели еще в незапамятные времена какие-то чародеи, когда воевали между собой. Так или иначе, до самой войны встречались они очень редко, только в дальних заброшенных уголках, где людей мало. Иногда выбирались в людные места, успевали там нашкодить, да народ быстро собирался и их приканчивал. Нечистые звери хоть и почти разумны, но именно что почти. Плохо то, что для обычного оружия они мало уязвимы. Хорошо — что от черного серебра быстро теряют силу и подыхают.

Общее у всех нечистых тварей — то, что едят они человечину. Могут, когда нужда припрёт, и зверя лесного прихватить, но это для них, считай, не еда. Такими их создали когда-то, видно, злы были те чародеи на род людской.

Сфигга из этой нечисти, наверное, самая опасная. Зверь она не крупный, размером с крупную собаку, только с длинными сухими лапами, покрытыми жёсткой чешуёй. Встав на задние лапы, она оказывается ростом почти с человека. На передних лапах по три громадных когтя, твердые и острые настолько, что прорывают кольчугу. Хвост толстый и длинный, но сильный и гибкий, на конце плоская острая пластина, которой зверь легко рассекает плоть. Сфигга имеет крылья и может летать, но недалеко и недолго. Зверь она быстрый и ловкий, двигается стремительно, так что поразить её нелегко.

Сфигга существо ночное, солнечного света не любит, днём прячется в укромных местах, которые умело выбирает, так что её так просто не найдёшь. Но может и днём охотиться, если пасмурно.

Большинство нечистых зверей, убив и сожрав человека, на какое-то время насыщаются. Сфигга же, если "дичи" много, начинает питаться разборчиво, выедать только лакомые для неё кусочки: печень, глаза там или ещё что, а потом идет охотиться еще. И может убивать вообще для удовольствия.

Хуже всего, что если пищи вдосталь, то сфигга размножается: откладывает три-четыре яйца, из которых через месяц вылупляются маленькие, но совершенно жизнеспособные сфигги. Они начинают охотиться практически сразу, а через полгода вырастают во взрослую тварь, и сами могут размножаться. Так что, если сфигга попала в населенное место, надо её истребить как можно скорее, а то место это быстро перестанет быть населённым.

Я как-то попал в посёлок, где завелась сфигга, еще во время войны; совсем молодой тогда был. Те немногие, кто там живой остался, а их было немного, из домов выходили только в солнечную погоду и ненадолго. Мы тогда смогли убить сфиггу только на третью ночь, и своих двоих потеряли убитыми. Да раненых случилось человек пять. Шустрая она очень.

Так что Мертвый король правильно делает, что собирает всех, кто владеет оружием. Надо ночью город прочесать, может, удастся сфиггу найти и прикончить, пока не натворила беды.

Гарротт сказал:

— Тенсер, бери всех наших, кто может сражаться. Пойдете под командой Стрелка. Слушаться его как меня!

И добавил:

— Эх, был бы я на ногах!

Сбор объявили на начало третьей стражи на площади перед Малым дворцом. Это совсем рядом с "Дубом и топором", так что я назначил остаткам команды Гарротта встречу у Дессено за полчаса до начала третьей.

Мы же с парнями сгоняли на постоялый двор, где ждала остальная ватага. Я объяснил, что случилось и что надо делать, раздал ребятам оплату и велел готовиться. Потом поел вместе с Полуоборотнем и Малышом и пошел тоже собираться.

Я достал и проверил два малых арбалета. Выбрал по десятку стрел, из них штуки по три с наконечниками черного серебра, смертельного для нечистых тварей. Проверил кинжал, перевесил его на поясе под правую руку. Под левую повесил верную свою ланскнетту, клинок недлинный и широкий, с полуторной заточкой, тяжелый, но маневренный, о бронзовой литой гарде с вычурной крестовиной в виде двух змей, свернувшихся восьмеркой и глядящих с двух сторон на середину клинка.

Вытащил ланскнетту из ножен, проверил клинок, подточил. Отсыпал в кожаный кошель горсть мелких шариков черного серебра. Проверил бригандину, укрепил пару пластин, у которых ослабла подшивка.

Надел все это на себя. Позвал ребят, и мы пошли в город.

Мы пришли к Дессено примерно часа за полтора до назначенного Мертвым королем времени. Там уже было тесно от вооруженных людей; многие пили пиво, кое-кто и что покрепче. Зря это они, подумал я, сфигга такого не прощает. С ней надо голову ясную, черное серебро да — главное — удачу. Без удачи и ясная голова может не спасти…

Дессено мигнул своим парням, и они приволокли откуда-то еще два стола и тяжелые скамьи. Мы расселись, заказали квасу и закуску и стали ждать. Разговоры возникали и быстро глохли: все чувствовали себя как перед тяжелым боем. Мы сидели с Тенсером, Малышом и Полуоборотнем и молчали. Каждый думал о своем, каждый прикидывал, что будет делать сегодня ночью.

Тут сверху по лестнице будто спустилось красное облако. Высокая госпожа Мира и две ее служанки, на этот раз без сундука, но с сумами, набитыми чем-то явно мягким. И на этот раз она была одета на имперский манер, в том же куньяле, но запахнутом и завязанном золотым поясом, в золотой сетке, покрывающей голову. Прекрасная и недоступная, холодная и чужая, со взглядом строгим и внимательным.

Она спустилась и подошла к нашему столу.

— Тенсер, а где Гарротт? — Она говорила по-имперски чистым столичным выговором. Ее голос был низким, теплым и немного хрипловатым, хотелось слушать его и слушать, и было страшно обидно, когда она замолкала.

Тенсер поднялся, и мы вместе с ним.

— Высокая госпожа, Гарротт ходить не может. Рана плохая в ноге.

— Что ж делать мне? Мы уговаривались, что ваша ватага доведет меня дальше в Унгатан.

— Боюсь, не получится, высокая госпожа. Нас осталось меньше половины, Гарротт ранен, и еще раненых шестеро, трое тяжелых. Мы здесь своих не оставим.

Она нахмурилась, меж бровями появилась вертикальная морщинка, настолько совершенная, что мне, суровому мужику, захотелось плакать.