Наталья Резанова - Криптия [litres]

Но ведь матушке этого не объяснишь. Так что уж лучше все останется, как есть. Может, доктор выгнал бы Раи, если б вернулся Латрон, но его не было среди тех, кто вернулся с войны. Наверное, убили. Или он наплевал на наставника и снова ушел бродяжничать. Так даже лучше. Тогда наконец доктор сумеет оценить Раи и его преданность, тогда откроет ему тайные знания…

С этими успокоительными мыслями ученик доктора заснул.

Неизвестно, как могла сочетаться пресловутая расчетливость димнийцев с их склонностью к празднествам и развлечениям, но вот как-то сочеталась. Конечно, когда отцы города подсчитают, насколько были превышены первоначальные расчеты, они прослезятся. Но покуда они довольны, что праздник в честь славной победы Димна над угрозой из пустошей проходит так достойно. Кто-то даже обмолвился, что это отплата за давнее поражение в той войне. Борс Монграна думал по-другому, но возражать не стал.

Кстати, празднование обернулось для города не только расходами. Количество желающих сбыть в Димне свой товар увеличилось в разы, и уже ради этого стоило пойти на то, чтоб пригласить в город жонглеров, фокусников, певцов и музыкантов.

Кошмар консула – эпическая поэма про Данкайро – пока не нашел своего воплощения. Во-первых, на праздниках в Димне сказителей не слушали – предпочитали что-нибудь более яркое и шумное. А главное, такая тема да по такому поводу… это было бы неловко. Нынче во всех представлениях димнийцы должны предстать победоносными. Кукольники и фарсеры разыгрывали презабавные сценки, где доблестный ополченец колотил дубинкой мерзкого степняка в рыжем парике – и эти сценки всегда находили благодарного зрителя. А прибывшие аж из Новой Столицы комедианты, проявив неожиданные познания относительно истории Димна, показали представление из времен совсем уж давно прошедших и почти легендарных. О победе над гернийцами. Эти северяне представляли на морях такую же угрозу, как кочевники на суше, даже и теперь, когда они несколько пообтесались и претендовали на то, чтоб именоваться цивилизованным народом. А в прежние века тем, кто жил вблизи морских побережий, оставалось лишь молиться, чтоб боги уберегли их от ярости этих варваров. И когда в бухту Димна пришел гернийский флот, не миновать бы молодому городу той участи, что постигла его при Данкайро… но на скалах у крепости тогда еще гнездились виверны. Говорят, что виверна значительно меньше горного дракона, не дышит огнем, и лап у нее всего две (ну, говорят… сейчас вряд ли кто-нибудь видел их вживе). Но когда такая тварь нападает сверху, а укрыться от нее негде, размер и количество лап дракона не имеют особого значения. А если уж их несколько…

Стая виверн, обитавших возле бухты, так разделала гернийцев, что уцелевшие суда поспешили ретироваться. Почему они напали на корабли, никто особо не задумывался. Может, приняли вражеский флот за каких-то злостных морских тварей, покусившихся на исконную территорию – что, если вдуматься, и было правдой. По официально версии виверны выполняли волю богов. По неофициальной – что их призвал состоявший при городском гарнизоне чародей, ибо магия в Союзной империи тогда еще не была под запретом.

Комедианты презрели обе версии, для них главное было показать атаку крылатых тварей – на каждой костюм из яркой ткани и перьев, натянутый каркас, который несли по два человека, спускаемых на помост на веревках. Было, на что посмотреть, и Монграна посмотрел его не без удовольствия и отметил про себя – проверить этих актеров, нет ли среди них засланных столицей шпионов.

Но наиболее притягательное среди зрелищ ожидалось с наступлением темноты, когда большинство комедиантов уже заканчивали выступать. Потешные огни, извергаемые из особых фонтанов, из пастей статуй, из человеческих ртов, факелы, мелькающие в руках жонглеров, танцовщиц, канатоходцев, отражающиеся в морской воде и, кажется, в ночном небе, опрокинутом над Димном… это так красиво, что находит отклик в душе самого сухого и благоразумного человека.

Увы, от таких зрелищ и следует ждать неприятностей. Искры от огненных фонтанов попали на повозку одного из приезжих торговцев, а привез он бочки с дегтем и, вопреки установленным в городе правилам, не оставил на складе, чтоб не платить за хранение… в общем, будь тут ветераны Великой войны, вспомнили бы они, что такое зажигательная смесь, которую использовали и степняки, и осажденные.

Худшего удалось избежать, потому что в Димне действовала пожарная команда (а потом еще сетуют, что городское самоуправление деньги тратит неизвестно на что), и пламя не перекинулось на соседние здания. Но народу пострадало немало, причем не только обычных зевак, но и вполне уважаемых граждан, благо и такие присутствовали на ночном представлении.

Монграна сам во время происшествия поблизости отсутствовал, но ему, разумеется, доложили, и он явился оценить нанесенный пожаром ущерб. (Пострадавшему торговцу ничего не возмещать, а наоборот, взять с него штраф, ибо сам виноват, с теми, кто устраивал это огненное представление, разберемся на месте.) Картина была удручающая. Философ мог бы заметить – сколь быстро красота превращается в свою полную противоположность.

Обожженных и подавленных толпой пользовали городские лекари. Фруэла сообщил, что особо отличился тут доктор Керавн – он как раз подошел посмотреть на праздник и оказался близ места происшествия. И тут же бросился на помощь, благо сумку свою лекарскую он всегда таскает с собой.

Керавн был еще более раздражен и небрежен в манерах, чем обычно. Когда Монграна подошел, чтоб поздороваться с ним, он ядовито поинтересовался:

– Теперь-то вы убедились, консул, что я не чародей? Будь я им, я бы просто остановил пламя, не позволив ему разгореться. И теперь не возился бы с этими несчастными.

– Зато я понял, что вы человек самоотверженный. И предусмотрительный.

– Передай мне михальский бальзам, ты, урод! – Как будто не заметив этих слов, Керавн обращался к ученику. – И не забудь, нам еще к господину Зитте, его домой отнесли, но меня требуют. Так что нечего зевать и изображать сонную вошь!

Утром улица Шерстобитов жила так, словно никакого праздника и в помине не было. Лавки и мастерские открылись, как обычно, хозяйки, высунувшись из окон, обменивались свежими сплетнями, попутно развешивая белье, дети с воплями тузили друг друга либо, открывши рты, пялились на троих всадников, шагом проезжавших по мостовой. На всех были плащи ополченцев – серые, плотные, с капюшонами. Поскольку это не была регулярная армия, ополченцы одевались кто во что горазд, и единственное, что шло за форму, – эти плащи. Правда, тот, что ехал впереди, капюшон откинул, чтобы все могли обозреть его геройскую усатую личность, украшенную свежим рубцом на подбородке. За что и удостоился взглядов не только от детишек, но и от их мамаш – одобрительных и многообещающих. Второй, нескладный здоровяк, несмотря на крупное телосложение, гляделся не молодецки, а как-то уныло, похоже, продолжительная военная кампания так и не сделала из него боевого кавалериста. Третий, напротив, держался в седле небрежно, можно сказать, развалившись. И столь же небрежно съехал с седла, когда показался дом доктора Керавна.