Лорд Дансейни - Рассказы сновидца

И по-прежнему идолы молчали, и никто не мог истолковать этот сон.

И когда третья ночь опустилась на землю из Божьих чертогов, украшенная звездами, опять Нехемосу был сон. Снова снилось ему, что пролетает черная птица, и Бабблкунд темнеет, а за ней белая, и Бабблкунд сияет, но больше птиц не пролетало, и Бабблкунд исчез. И настал золотой день, и рассеялся сон, и по-прежнему оракулы молчали, и прорицатели Нехемоса не могли истолковать пророческий сон. Лишь один осмелился заговорить перед фараоном, и сказал: «Черные птицы, о повелитель, это ночи, а белые птицы — это дни…», но Нехемос разгневался, встал и сразил пророка своим мечом, и душа его отлетела, и больше он не говорил о днях и ночах.

Такой сон был фараону этой ночью, а наутро мы бежали из Бабблкунда. Великий зной окутал его, и орхидеи джунглей склонили головы. Всю ночь в гареме женщины с севера громко плакали по своим горам. Город томили страх и тяжкие предчувствия. Дважды принимался Нехемос молиться Аннолиту, а народ простирался ниц перед собакой Вос. Трижды астрологи смотрели в магический кристалл, где отражалось все, что должно произойти, и трижды кристалл был чист. И когда они пришли посмотреть в четвертый раз, в нем ничего не появилось; и смолкли человеческие голоса в Бабблкунде.

Скоро путники поднялись и вновь устремились на север, оставив нас в удивлении. Зной не давал нам отдохнуть: воздух был неподвижен и душен, верблюды упрямились. Арабы сказали, что все это — предвестия песчаной бури, что скоро поднимется сильный ветер и понесет по пустыне тучи песка. Но все же после полудня мы поднялись и прошли немного, надеясь найти укрытие, а воздух, застывший в неподвижности между голой пустыней и раскаленным небом, обжигал нас.

Внезапно с юга, от Бабблкунда, налетел ветер, и песок со свистом поднялся и стал ходить огромными волнами. С яростным воем ветер закручивал в смерчи сотни песчаных барханов, высокие, словно башни, они стремились вверх и затем рушились, и слышались звуки гибели. Скоро ветер вдруг стих, вой его смолк, ужас покинул зыбкие пески, и воздух стал прохладнее; ужасная духота и мрачные предчувствия рассеялись, и верблюдам полегчало. И арабы сказали, что буря произошла, как то положено Богом с давних времен.

Солнце село, наступали сумерки, мы приближались к слиянию Унраны и Плегатаниз, но в темноте не могли различить Бабблкунда. Мы поспешили вперед, стремясь попасть в город до ночи, и подошли к самому слиянию Реки Преданий с Водами Легенд, но все же не увидели Бабблкунда. Вокруг были только песок и скалы однообразной пустыни, лишь на юге стеной стояли джунгли с тянущимися к небу орхидеями. И мы поняли, что пришли слишком поздно — злой рок восторжествовал. А над рекой на песке бесплодной пустыни сидел человек в лохмотьях и горько рыдал, закрыв лицо руками.

Так, на две тысячи тридцать втором году своего существования, на шесть тысяч пятнадцатом от сотворения мира, пал Бабблкунд, Город Чудес, который те, кто его ненавидел, называли городом Пса; пал за неправедное поклонение идолам, пал, и не осталось от него ни камня; но ежечасно те, кто видел его красоту, оплакивают его — и в Аравии, и в Инде, и в джунглях, и в пустыне; и, несмотря на божий гнев, вспоминают его с неизменной любовью, и воспевают и посейчас.

Дул северный ветер, и, красные и золотые, летели к концу последние дни осени. Холодный и величавый вставал над болотами вечер.

И было очень тихо.

Последний голубь вернулся наконец в свое гнездо, устроенное на деревьях, что росли в отдалении на сухой земле и, одетые туманной дымкой, приобретали таинственные, фантастические очертания.

И снова все затихло.

По мере того как угасал свет и сгущался туман, отовсюду наползала тайна.

Вдруг с пронзительным криком появилась стайка зеленокрылых зуйков-перевозчиков, мелькнула в воздухе и опустилась на болото.

И опять наступила глубокая тишина; лишь изредка какой-нибудь зуек вставал на крыло, чтобы пролететь немного и снова сесть, огласив окрестности печальным криком. Тиха и неподвижна застыла земля, ожидающая появления первой звезды.

Наконец — стая за стаей — появились утки и свиязи, а дневной свет вовсе погас, за исключением узкой красной полоски на самом горизонте. На фоне ее, тяжело взмахивая огромными черными крыльями, показалась компания спешащих к болоту гусей. И они тоже опустились на ночлег среди камыша и тростников.

Потом зажглись в небе звезды, засияли в неподвижной тишине, и на просторах осенней ночи воцарился покой.

И тут над болотом раздался звон соборных колоколов, сзывающих прихожан на вечерню.

Этот собор люди воздвигли на краю болота восемь веков назад — а может, семь или девять, потому что Дикий народец не вел счет времени.

Когда в соборе служили вечерню, то зажигали свечи, и свет их, проникая сквозь окна, отражался в воде красными и зелеными огнями; над болотами разносился печальный голос органа, а из самых глубоких и гиблых мест, обрамленных яркими зелеными мхами, одно за другим поднимались Дикие существа, чтобы танцевать на отражениях звезд, и когда они танцевали, над их головами подпрыгивали в такт их движениям болотные огни.

Дикие существа внешне несколько похожи на людей, но кожа у них коричневая, да и росту в них от силы два фута. Уши у них острые, как у белок, только гораздо больше, а прыгать они умеют на небывалую высоту. Весь день они проводят под водой в самых уединенных и глубоких местах, а по ночам выскакивают на поверхность, чтобы веселиться и танцевать. У каждого Дикого существа над головою горит болотный огонь, который движется вместе со своим хозяином, но души у Диких существ нет, и потому они никогда не умирают; ко всему прочему, они приходятся дальними родственниками народу эльфов.

По ночам они танцуют на болотах, шагая по отражениям звезд (потому что просто поверхность воды не может их удержать), однако как только звезды начинают блекнуть, Дикие существа одно за другим снова погружаются в бездонные омуты своего родного дома. А если они, увлекшись катанием на стеблях тростника, вдруг замешкаются до света, то их коричневые тела истаивают из вида, болотные огоньки бледнеют, и к приходу дня никто уже не может рассмотреть Дикий народец, что приходится родней эльфам. Даже ночью увидеть этих существ может далеко не всякий, а только тот, кто, подобно мне, родился в сумерки, вместе с появлением на небе первой звезды.

В ту ночь, о которой я веду рассказ, одна маленькая Дикая тварюшка беспечно порхала по болоту, пока не оказалась у самых стен собора. Там она принялась танцевать на отражениях раскрашенных статуй святых, что лежали на воде вперемежку со звездами. Прыгая и вертясь в своем фантастическом танце, маленькая Дикая тварюшка заглянула сквозь цветные стекла туда, где люди творили молитвы, и услышала разносящийся над болотами трубный рев органа. Голос инструмента гремел над тростниками и открытыми водными пространствами, но гимны и моления людей подобно золотым нитям, устремлялись с самой высокой башни собора вверх и достигали самого Рая, и по ним спускались к людям ангелы, а потом поднимались обратно.