Лорд Дансейни - Рассказы сновидца

И эту первую ночь маленькая Дикая тварюшка проспала под крышей фермерского дома, но ее новая душа бодрствовала и грезила о красоте болот.

Не успел рассвет засиять над болотами и коснуться стен домика фермера и его жены, а маленькая Дикая тварюшка уже глядела из окна на блестящую воду болот, любуясь их сокровенной красой, потому что Дикий народец любит только свои болота и знает все их укромные уголки и потайные места. Теперь же она понимала и прелесть их туманных далей, и опасное очарование глубоких омутов, затянутых тонким ковром непрочного мха, и чувствовала волшебство Северного Ветра, который с триумфом летит из неведомых ледяных стран, и постигала чудо извечного движения жизни, когда по вечерам птицы возвращались ночевать на болото, а утром улетали к морю. И еще она знала, что высоко над ее головой — и даже над крышей фермерского дома — простерся обширный Рай, где, возможно, именно в эти минуты Бог думает о восходе, и ангелы негромко наигрывают на лютнях, и солнце поднимается над миром, чтобы порадовать своим светом болота и луга.

Но все, о чем думалось в небесах, конечно, думали и болота, ибо голубизна небес была сродни голубой дымке болот; и сотканные из облаков фигуры диковинных зверей в поднебесье отражались в зеркале стоячей воды; и быстрые пурпурные реки, сжатые золотыми берегами света, пробегали и по небосводу, и по водным пространствам в обрамлении тростников. И маленькая Дикая тварюшка видела, как выступала из загадочной тьмы необозримая армия гибкой куги, размахивающая штандартами пушистых макушек, а из другого окна ей открывался вид на могучий собор, вздымающий над болотами свои высокие башни и тонкие шпили.

— Я никогда, никогда не покину болот, — прошептала маленькая Дикая тварюшка.

Час спустя она с превеликим трудом оделась и спустилась вниз, чтобы второй раз в жизни поесть, как едят люди. Фермер и его жена были людьми добрыми и научили ее, как это делается.

— Наверное, у цыган не принято пользоваться ни вилкой, ни ножом, — сказали впоследствии они друг другу.

После завтрака фермер отправился к отцу-настоятелю, который жил неподалеку от своего собора, и вскоре вернулся за маленькой Дикой тварюшкой, чтобы отвести ее в дом священника.

— Вот эта леди, — представил ее фермер. — А вот — настоятель Мэрнит.

И он пошел по своим делам.

— Ах, — сказал настоятель. — Насколько я знаю, прошлой ночью ты заблудилась на болотах. Должно быть, для тебя это была ужасная ночь.

— Я люблю болота, — возразила маленькая Дикая тварюшка с новой душой.

— Понимаю! — воскликнул настоятель. — Но сколько тебе лет?

— Я не знаю, — ответила она.

— Но ты должна знать, сколько прожила на свете, — настаивал Мэрнит.

— Около девятнадцати, — сказала маленькая Дикая тварюшка. — Или чуть больше.

— Девятнадцать лет! — удивился настоятель.

— Девятнадцать веков, — поправила маленькая Дикая тварюшка. — Мне столько же лет, сколько этим болотам.

И она рассказала настоятелю свою историю — о том, как ей хотелось стать человеком, чтобы можно было молиться Богу, и о том, как она стремилась обрести душу, чтобы увидеть всю красоту мира, и как Дикий народец смастерил ей душу из паутины, болотного тумана, из музыки и удивительных воспоминаний.

— Но если это действительно так, — заметил настоятель Мэрнит — то это совершенно неправильно. Навряд ли ты обрела душу по воле Божьей. Скажи же мне, как твое имя?

— У меня нет имени, — ответила маленькая Дикая тварюшка.

— Нужно выбрать тебе настоящее христианское имя и фамилию. Как бы ты хотела зваться?

— Я хотела бы быть Песней Тростника, — сказала она.

— Нет, это не годится, — покачал головой настоятель.

— Тогда я хотела бы называться Жестоким Северным Ветром или Звездой на Воде, — молвила маленькая Дикая тварюшка.

— Нет, нет и нет, — возразил настоятель. — Это совершенно невозможно. Если хочешь, я мог бы назвать тебя мисс Трост. Например, Мэри Трост. Кроме того было бы неплохо, если бы ты обзавелась и вторым именем. Как тебе понравится Мэри Джейн Трост?

И маленькая Дикая тварюшка с душой, рожденной на болотах, согласилась на это и превратилась в Мэри Джейн Трост.

— Необходимо также найти тебе какое-нибудь занятие, — продолжал настоятель Мэрнит. — Пока же можешь пожить у меня.

— Я не хочу ничего делать, — ответила ему Мэри Джейн. — Я хочу молиться Богу в соборе и жить недалеко от болот.

Тут вошла миссис Мэрнит, и весь остаток дня Мэри Джейн провела в доме настоятеля.

И здесь, благодаря своей новой душе, она постигла красоту мира, который казался серым и однообразным вдали, а вблизи превращался в зеленые луга и пашни, доходившие до самой границы небольшого городка с крутыми черепичными крышами; в лугах — и довольно далеко — одиноко стояла старая-старая мельница, и ее честные, рукотворные крылья все крутились и крутились без остановки, подгоняемые свободными ветрами Восточной Англии. Островерхие дома городка, поставленные на крепкие фундаменты из стволов деревьев, что росли здесь в стародавние времена, нависали верхними этажами над улицами и похвалялись друг перед другом собственной красотой, а над ними, — арка на арку, устой на устой, — вырастал и, все утончаясь, тянулся ввысь собор.

И еще маленькая Дикая тварюшка увидела людей, что спокойно и неторопливо прогуливались по улицам города, а между ними, невидимые, витали и перешептывались неслышно для живых призраки далекого прошлого, озабоченные событиями, что давно минули. И там, где улицы сворачивали на восток или зиял между домами просвет, там непременно виднелся кусочек болотного пейзажа, напоминающий отдельную музыкальную фразу, загадочную и странную; и все они, возникая снова и снова, исподволь складывались в мелодию, какую, повторяя один и тот же пассаж, играет на скрипке один-единственный музыкант с мягкими и темными волосами, с бородой вокруг губ и с длинными обвислыми усами, о котором никто не знает, где лежит та страна, откуда он родом.

И все это было радостно видеть молодой душе.

А потом солнце зашло за зеленые луга и пашни, и настала ночь, и в ее величественной тьме одно за другим занимали свои места приветливые окна, озаренные теплым светом ламп.

Тут на высокой башне собора зазвонили колокола, и их величавая мелодия пала на крыши старых домов и потекла с застрех, наполняя собой город, а затем вырвалась на широкий простор, разлилась по полям и лугам и достигла трудолюбивой мельницы, зовя усталого мельника к вечерне; а еще дальше — на востоке, почти у самого моря — перезвон колоколов негромким эхом разносился над дальними болотами. И для духов прошлого, что медленно плыли над улицами, все это было в точности как вчера.