Ольга Цветкова - Мю Цефея. Делу время / Потехе час

Авторы: Давыдова Александра, Рыженкова Юлия, Лебеденко Сергей, Костюкевич Дмитрий, Абрамович Евгений, Краплак Ольга, Скоробогатов Андрей, Хикари Алекс, Ваон Андрей, Бурденко Анна, Яровова Леся, Акс Барбара, Голованова Наталья, Павлова Василиса, Невинная Мелалика, Цюрупа Мария, Ковба Михаил, Гончарова Анна, Бересток Олеся, Федосеев Алексей, Цветкова Ольга, Николов Дмитрий, Верещагина Амина, Булдашев Иван, Иваненко Дмитрий, Зеленый Медведь

Редактор Александра Давыдова

Дизайнер обложки Ольга Степанова

Дизайнер обложки Борис Рогозин

Корректор Наталья Витько

© Александра Давыдова, 2019

© Юлия Рыженкова, 2019

© Сергей Лебеденко, 2019

© Дмитрий Костюкевич, 2019

© Евгений Абрамович, 2019

© Ольга Краплак, 2019

© Андрей Скоробогатов, 2019

© Алекс Хикари, 2019

© Андрей Ваон, 2019

© Анна Бурденко, 2019

© Леся Яровова, 2019

© Барбара Акс, 2019

© Наталья Голованова, 2019

© Василиса Павлова, 2019

© Мелалика Невинная, 2019

© Мария Цюрупа, 2019

© Михаил Ковба, 2019

© Анна Гончарова, 2019

© Олеся Бересток, 2019

© Алексей Федосеев, 2019

© Ольга Цветкова, 2019

© Дмитрий Николов, 2019

© Амина Верещагина, 2019

© Иван Булдашев, 2019

© Дмитрий Иваненко, 2019

© Медведь Зеленый, 2019

© Ольга Степанова, дизайн обложки, 2019

© Борис Рогозин, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-0050-5275-9 (т. 8, 9)

ISBN 978-5-4493-8223-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чтобы вы так отдыхали, как мы работаем! Ну, или наоборот. Как уже догадался внимательный читатель, речь ниже пойдет о труде и заслуженном отдыхе после него. О работе, которая может сделать с человеком что угодно. Вытащить наружу его настоящую сущность, переплавить его и изменить, сделать самым успешным в мире, заменить семью и друзей, стать смыслом жизни… Или просто уничтожить. С другой стороны, некоторые хобби и увлечения могут сотворить с личностью то же самое. Вот и думайте, что опаснее. Бросаться в пучину рабочих будней или с жаром отдаваться приятному… порой чересчур приятному хобби. На страницах журнала вас ждут врачи, агрономы, металлурги, музыканты, программисты и строители, а еще парки развлечений, детские невинные шалости, виртуальные миры и роботы, не ведающие усталости в сексе. А может, и ведающие — как знать.

В этом номере мы изменили подход к зарисовкам. Теперь они стали длиннее (некоторые по объему приближаются к маленьким рассказам), и относятся они сразу к обоим номерам. Тут вам решать, к чему больше тяготеет текст — к делу или потехе. Приятного чтения! В конце концов, это тоже неплохой вариант отдыха.

Пальцы от холода не слушались и не всегда попадали по нужным клавишам, но мелодия звучала чисто и громко. Голод, за эти месяцы ставший вторым нутром, притих, словно уснул, слушая вальс из балета «Спящая красавица». Музыка взлетала под потолок, отражалась от него и разлеталась, оседая на заиндевевших стенах, но не затихала, а снова и снова взметалась из-под пальцев, слово крошки льда из-под коньков. Вальс то лился спокойно и сдержанно, то становился стремительным, звонким, заполняя пространство энергией и страстью.

Музыка прогнала отчаяние и безысходность, и верилось, что навсегда, что есть силы играть, что есть желание жить, что все снова наладится. Даже холод — лучший друг голода — сейчас не брал пианиста, не мог заморозить его сердце, его руки, его музыку. Сейчас тут царила беззаботность, веселье и даже надежда. Лишь одно омрачало: рядом нет никого, кто мог бы танцевать, кружиться и смеяться. Пианист многое бы отдал за то, чтобы услышать смех, но отдать ему уже было нечего, да и смеяться — некому.

* * *

— Арнольд! Арнольд!

Пожилой Шёнберг прервал игру и опустил клап. Потер ладони друг о друга, согревая их дыханием.

— Замерз?! — удивилась Гертруда, включая вентилятор. Нынешний конец апреля выдался весьма жарким, и жена надела чрезмерно открытое, на взгляд Шёнберга, ситцевое платье. Впрочем, несмотря на возраст, ей оно шло, и Арнольд залюбовался хорошей фигурой.

— Ты разве не опаздываешь?

Арнольд бросил взгляд на напольные часы и выскочил из-за пианино. Схватил пиджак, обнял жену и выбежал на улицу.

Берлин встретил духотой и противным звуком клаксонов. Несмотря на легкий светлый костюм и рубашку с коротким рукавом, уже через несколько минут Арнольд потянулся за платком, чтобы стереть капли пота со лба: он тяжело переносил жару и не любил лето. Еще его раздражали дети, но не их звонкие, слишком высокие для уха голоса, а их беготня: мальчишки то и дело сновали перед ним, путаясь под ногами, норовили попасть под автомобили, и Арнольд постоянно дергался, нервничая. Но сегодня он не замечал ни жару, ни детей, ни продавцов мороженого, ни газетчиков. Занятия начинались через десять минут, а до консерватории еще два перекрестка и длинная Шарлоттенштрассе.

Однако что это было? Странное ощущение холода и голода, иней, покрывающий корешки книг… не немецких. Смутно знакомый язык, кажется, какой-то из славянских, но откуда взялась эта комната? Воспоминание? Или он заснул, начав играть Чайковского? Ощущение тревоги и чего-то смутно знакомого Шёнберг пытался приглушить логическими рассуждениями. Это просто его слишком буйная фантазия и бессонная ночь накануне… хотя такой голод вообразить невозможно, только пережить. Но как бы тяжело ему ни было в юности с деньгами, из-за чего пришлось бросить учебу и пойти работать, настоящего голода их семья никогда не испытывала.

На Потсдамской площади Арнольд забыл обо всем и от удивления замедлил шаг. На ветру трепетали красные полотнища со свастикой, норовя отцепиться от крыши и взвиться в небо. Привычный черно-красно-желтый флаг Веймарской республики месяц назад декрет рейсхпрезидента упразднил и ввел два новых государственных флага: черно-бело-красный и флаг со свастикой, но немцы их воспринимали чужеродными.

Возле входа в огромный шестиэтажный «Дом „Родина“» скопилась толпа, перешептывания перешли в удивленные возгласы, и чей-то голос наконец озвучил то, что интересовало всех собравшихся:

— Эй, что тут происходит?

Шёнбергу показалось, что вопрос никому не адресован, но он ошибся. Из-под флага вынырнул работяга, закрепляющий полотно, оглядел толпу и даже соизволил пренебрежительно ответить: «День труда!» — а затем вновь нырнул куда-то под свастику, посчитав ниже своего достоинства объяснять еще что-то уличным зевакам. Только деревенщина не знает, что на Первомай в стране запланированы грандиозные празднования.