Сергей Михайлов - Трещина [СИ]

Раздосадованный санитар махнул рукой и пошел к двери.

— Идиот, — пробормотал он, выходя в коридор. — Прав Скворешня, он действительно псих.

Виктор Буханцов, работавший санитаром в психиатрической клинике вот уже пятнадцать лет, считал свое место наиболее для себя подходящим, то есть работал, как говорится, по призванию. Он был добрым и отзывчивым и от души жалел несчастных больных. Но не одна работа увлекала его. Была у Буханцова тайная страсть, которой он отдавал всего себя целиком в свободное от работы время. А страсть эта называлась фантастикой.

Да, да, самой обыкновенной фантастикой! Он зачитывался романами Уэллса, Беляева, Брэдбери, Азимова, Лемма, братьев Стругацких, Кира Булычева, Артура Кларка и многих других мастеров этого увлекательного жанра. Его книжные полки ломились от фантастического чтива; там были и книги, и журналы, и газетные вырезки, и даже от руки переписанные редкие произведения писателей-фантастов. Его интересовало все экстраординарное, таинственное, необычное, из ряда вон выходящее, он собирал различные заметки о НЛО, экстрасенсорике, левитации, медитации, гипнозе, йогах, Бермудском треугольнике и тому подобных вещах.

Потому-то исчезновение шестьсот второго, тем более почти у самого его дома, так сильно заинтересовало и заинтриговало санитара Буханцова. Он старался быть в курсе всех событий, наведывался даже в отделение милиции за недостающими подробностями, рыскал, словно профессиональная ищейка, в окрестностях магазина «Яхонт» и досконально изучил трассу, по которой шел шестьсот второй, — но ничего не нашел. И именно отсутствие результатов привело его к определенному мнению, которое он, правда, держал в строжайшей тайне от окружающих. Его ум, постоянно живущий в фантастическом мире книг, легко мог допустить самое невероятное, самое потрясающее происшествие. Другому бы на его месте и в голову не пришло такое, а Буханцов не только предположил, но и сам поверил в свою версию. Что же это была за версия?

Действовавший методом исключения, любитель фантастики пришел к выводу, что данное происшествие выходит за рамки обычного и что здесь не обошлось без вмешательства неведомых науке сил, приведших к разрыву временной оси и перемещению автобуса во времени либо вперед, в будущее, либо назад, в прошлое.

Рассказ Мухина прозвучал для Буханцова словно гром среди ясного неба. С замиранием сердца он сопоставил факты, уже известные ему, со словами Мухина и обнаружил между ними тесную связь, одному лишь ему видимую. Он, единственный из всего персонала больницы, поверил Мухину, зная, что кроется за его словами. Поэтому-то и пришел к Мухину ночью, надеясь выяснить подробности необычного происшествия. Но Мухин, как мы видели, сам ничего не помнил об исчезновении шестьсот второго. Огорченный санитар ушел ни с чем, но присутствия духа не потерял.

Так получилось, что Буханцов присутствовал при переодевании Мухина, когда тот только поступил в больницу. Полувысохшие листья лопуха, опоясывавшие длительное время стан нашего героя, полетели в мусорное ведро. Тогда санитар не придал персоне Мухина никакого значения, но после его рассказа, а в особенности после появления собственной версии относительно пропажи автобуса, Буханцов вспомнил про выброшенные листья. Он кинулся к мусорному ведру. К великой его радости, листья лопуха мирно покоились под слоем обычного больничного мусора. Дрожащей рукой санитар выудил из ведра драгоценную находку, аккуратно завернул ее в газету и с нетерпением стал ждать окончания своей смены. В девять часов утра, после неудачного разговора с Мухиным, он стремглав бросился домой, разложил листья на столе и начал разглядывать их в увеличительное стекло. Но визуальный осмотр не дал никаких результатов. И тогда он вспомнил про Пашку Девяткина. С Пашкой Буханцов учился в одном классе, но с тех далеких школьных времен виделся с ним раза три, не больше. Зато по телефону бывшие школьные товарищи созванивались каждую неделю. Они могли часами трепаться с трубкой у уха, выкладывая друг другу все новости, какие могли только до них дойти.

В отличие от Буханцова Пашка Девяткин быстро пошел в гору. Институт, аспирантура, диссертация, ответственная работа в каком-то секретном НИИ — вот этапы жизненного пути бывшего одноклассника Буханцова. Пашка не любил распространяться о своей работе, но Буханцов знал, вернее, догадывался, что Девяткин занимается чем-то таким, о чем даже фантасты предположить не смеют.

Ему-то и решил позвонить Буханцов и поделиться своими мыслями по поводу найденных им листьев.

— Алло, кто это? — послышалось на том конце провода.

— Пашка, это я!

— Вить, ты, что ли?

— Я, я! Слушай, Пашка, дело у меня к тебе есть на сто миллионов.

— Ну, валяй…

— Мне необходимо с тобой встретиться. Ты меня слышишь?

— Да, слышу. Какое дело-то?

— Это не по телефону. Паш, давай встретимся через час, и я тебе все объясню.

— Н-да, задал ты мне задачку. У меня тут, понимаешь, встреча с одним товарищем из… ну, в общем, издалека. Давай вечером, на Кузнецком мосту, часиков этак в восемь. Идет?

— Идет. Только готовься к неожиданности, я тебя ошарашу.

В условленное время друзья встретились, и Буханцов поведал Павлу Девяткину всю историю о шестьсот втором, а также свои догадки по поводу причин, вызвавших это необычайное происшествие.

Надо было такому случиться, что именно институту, в котором Павел Девяткин работал старшим научным сотрудником, «сверху» дали указание разобраться и предоставить свои соображения по поводу этого самого дела, то есть дела о пропавшем автобусе, причем именно Девяткин возглавлял группу, занимающуюся причинами исчезновения. Гипотез было много, и очень смелых, но ни одна не выдерживала проверок скептически настроенных оппонентов из специально созданной комиссии при АН СССР. Наряду с другими выдвигалась гипотеза и о временной трещине, в которую провалился автобус, но комиссия требовала доказательств, а их не было.

Ничего этого Павел Девяткин своему школьному товарищу, разумеется, не сообщил. Он молча выслушал рассказ Буханцова, но когда тот достал сверток с листьями лопуха и пояснил их происхождение, у Павла Девяткина загорелись глаза. Стараясь не выдать волнения, он с трепетом взял из рук санитара драгоценную находку и пообещал провести анализ по определению ее возраста. На этом друзья расстались.

Биохимический анализ показал, что листья были сорваны не более недели назад, так как еще не окончательно высохли, а состав их практически совпадал с набором химических элементов, содержащихся в подмосковной почве. Зато спектральный анализ изумил группу Девяткина чрезвычайно. Результаты обоих анализов были настолько противоречивы, что сотрудники группы подумали о случайно вкравшейся ошибке в ходе исследований. Провели повторные анализы. И опять та же картина, опять жуткая разница в результатах. Дело в том, что, согласно проведенному спектральному анализу возраст листьев лопуха, используемых Мухиным в качестве набедренной повязки, определялся сотней тысяч лет! Этот факт, — а то, что это был факт, Девяткин уже не сомневался, — не вязался ни с какими научными теориями ни в физике, ни в биологии, но зато он хорошо объяснялся версией о провале автобуса во временную трещину, если, конечно, допустить, что Мухин действительно ехал в том автобусе. А все говорило за то, что это именно так. И Девяткин решил, что проблема решена. Доказательства, наконец, получены.