Роджер Желязны - Девять принцев Амбера. Том 2

— …призываю тебя, Мерлин, теперь же оказаться в моей власти! — монотонно напевала одна из женщин.

Я почувствовал, что лечу в середину пентаграммы. Приземлился я на спину, вытянув ноги, с болтающимися, как тряпичные, руками, и понял, что ритуал довольно действенный. Защищая голову, я сумел укрыть подбородок, а раскинутые в стороны руки, кажется, замедлили падение, так что при ударе я не слишком пострадал. Пять высоких столбов пламени несколько секунд бешено плясали вокруг меня, а потом снова успокоились, давая более ровный свет. Пять фигур по-прежнему стояли лицом наружу. Фракир предостерег меня слишком поздно, когда падение уже началось, и теперь я не знал, как себя вести дальше. Можно было подползти к любой из фигур и схватить ее за горло. Но я еще не знал, которая из них заслуживает такого обхождения, если его вообще заслуживает хоть одна.

— Терпеть не могу появляться без предупреждения, — сказал я, — а тут, как я понимаю, вечеринка только для своих. Если кто-нибудь окажется так добр, что освободит меня, я пойду своей дорогой…

Стоявшая у моей левой ноги фигура повернулась и пристально посмотрела на меня. На ней, был синий балахон, но маски на раскрасневшемся лице не было. Только непроницаемая улыбка, которая исчезла, когда женщина облизала пересохшие губы. Это была Джулия, в правой руке она держала нож.

— Ты всегда был хитрецом, — сказала она. — Что бы ни случилось, всегда у тебя наготове дерзкий ответ. Этот твой способ не сближаться с кем бы то ни было. Даже с тем, кто любит тебя.

— Может, дело просто в чувстве юмора, — заметил я, — которого, как я начинаю понимать, тебе всегда недоставало.

Она медленно покачала головой.

— Ты всегда держишь всех на расстоянии вытянутой руки, никому не доверяешь.

— Это семейное, — объяснил я. — Но благоразумие теплым чувствам не помеха.

Она уже занесла было лезвие, но на секунду остановилась.

— Ты хочешь сказать, что я тебе до сих пор небезразлична? — спросила Джулия.

— И никогда не была безразлична, — ответил я. — Просто ты стала слишком сильна, и так неожиданно. Ты хотела взять от меня больше, чем мне тогда хотелось отдать.

— Лжешь, — сказала она. — Ты лжешь, потому что твоя жизнь — в моих руках.

— Для лжи можно придумать что-нибудь и похлеще, — не согласился я. — К несчастью, я говорю правду.

Тогда справа от меня раздался еще один знакомый голос:

— Нам с тобой было еще рано говорить о таких вещах, но я завидую тому, что ты к ней так привязан.

Повернув голову, я увидел, что и эта фигура стоит лицом внутрь. Это была Корал, правый глаз ее закрывала черная повязка, а в руке тоже был нож. Потом я разглядел, что у нее в другой руке, и быстро посмотрел на Джулию. Да, у обеих были еще и вилки.

— И ты, — сказал я.

— Я говорила тебе, что не знаю английского, — ответила Корал.

— Кто сказал, что у меня нет чувства юмора? — произнесла Джулия, поднимая свой столовый прибор.

Тут дамы плюнули друг в друга, и плевки, перелетев через меня, достигли цели. Мне пришло в голову, что Люк, наверное, попытался бы решить эту проблему, сделав предложение обеим, но, чувствуя, что у меня этот номер не пройдет, я даже не стал пробовать.

— Воплощение невроза женитьбы, — сказал я. — Выдуманное переживание. Это — яркий сон. Это…

Рука Джулии опустилась на мое колено, затем мелькнула, как молния. Я почувствовал, что нож вонзается мне в левое бедро. Мой крик прервался, когда, Корал воткнула мне в правое плечо вилку.

— Это же смешно! — закричал я, ощутив новые приступы боли, когда в руках этих леди засверкали прочие предметы сервировки.

Потом медленно, грациозно повернулась фигура в вершине луча рядом с моей правой ступней. Ее окутывал темно-коричневый плащ с желтой каймой, который она придерживала у глаз скрещенными руками.

— Довольно, суки! — приказала она, широко распахивая одеяние. Она очень напоминала бабочку-траурницу. Конечно, это была Дара, моя мать.

Джулия с Корал уже жевали, поднеся вилки ко рту. У Джулии на губе была крошечная капелька крови. Плащ струился с кончиков пальцев моей матери, словно был живым. Казалось, он был частью самой Дары. Крылья плаща, упав на Джулию и Корал, скрыли их от меня, а Дара все простирала руки, закрывая женщин, отгоняя их назад, пока те не превратились в человекоподобные глыбы, которые все уменьшались и уменьшались, пока не исчезли совсем. Потом раздался слабый хлопок, а вслед за ним слева от меня — хриплый смех.

— Великолепно исполнено, — раздался до боли знакомый голос, — но ведь он всегда был твоим любимчиком.

— Одним из них, — поправила Дара.

— Что, у бедного Деспила совсем нет шансов? — спросил Юрт.

— Ты невежлив, — отозвалась мать.

— Этого ненормального амберского принца ты всегда любила больше, чем нашего отца, достойного человека. Потому-то ты и не чаяла души в Мерлине, правда?

— Это не так, Юрт, и ты это знаешь, — сказала она.

Он снова засмеялся.

— Все мы ненавидели его по разным причинам, но нужен он был всем, — сказал Юрт.

Раздалось рычание, я повернул голову и успел увидеть, как обличье Юрта становится волчьим. Он упал на четвереньки и, опустив морду, полоснул меня сверкнувшими клыками по левому плечу, вкусив моей крови.

— Прекрати! — крикнула Дара. — Ах, ты, звереныш!

Он отдернул морду и завыл, вышло похоже на безумный хохот койота. Черный сапог пинком отбросил его назад так, что Юрт стукнулся об уцелевший кусок стены, и тот, конечно же, рухнул на него. Юрт коротко взвизгнул а потом его завалило обломками.

— Так, так, так, — донесся голос Дары, и я увидел, что она тоже держит нож и вилку. — Что это ты, ублюдок, делаешь в таком приличном месте?

— Похоже, загнал в угол последних хищников, да там их и держу, — ответил голос, поведавший мне однажды очень длинную историю, в которой было полно разнообразнейших автомобильных катастроф и ошибок в генеалогии.

Дара прыгнула на меня, но он нагнулся, подхватил меня под мышки и рывком убрал с ее дороги. Потом его большой черный плащ закрутился, как плащ матадора, и накрыл её. Кажется, под плащом с Дарой случилось то же, что она сделала с Корал и Джулией: Дара растаяла и впиталась в землю. Он помог мне подняться, потом нагнулся, подобрал плащ и отряхнул его. Когда он вновь застегнул его застежкой в виде серебряной розы, я внимательно осмотрел его, отыскивая клыки или хотя бы нож.

— Четверо из пятерых, — сказал я, отряхиваясь. — Неважно, насколько реально это выглядит, но уверен, это истинно только в иносказательном смысле… или в анагогическом. Как тебе удалось обойтись в таком месте без тяги к людоедству?

— С другой стороны, — сказал он, натягивая серебряную рукавицу, — настоящим отцом я тебе никогда не был. Когда не знаешь даже, что есть ребенок, это довольно трудно. Потому-то от тебя мне ничего и не нужно, честно.