Роджер Желязны - Маска Локи

— А теперь ты, гражданин. Кто ты такой и что ты знаешь об этих людях?

— Я Пьер д... — Частица «дю», выдававшая аристократа, застряла в горле. — Я гражданин Бор. По профессии ученый. По вере — революционер.

— Пройдемте с нами, гражданин Бор. У нас есть особое распоряжение относительно таких, как вы.

Они привели Пьера Бора в комнату в Консьержери. Темные, обитые деревом стены и тяжелые парчовые драпировки были освещены множеством ламп с вывернутыми до предела фитилями. Какая чрезмерная трата масла в столь тяжелое для нации время!

В круге света сидел маленький человек, аккуратный и чопорный, в шелковом сюртуке и темных обтягивающих панталонах. Оторвавшись от бумаг, он по-совиному уставился на Пьера и его эскорт.

— Да?

— Этот человек выследил семейство де Шене. Мы привели его сюда прямо из толпы, которую он возглавлял.

— Настоящий зачинщик, да? — Аккуратный маленький человек посмотрел на Пьера более внимательно. Его глаза сузились и, казалось, отражали свет ламп.

— Он способен говорить так убедительно, да?

— Да, Ваша честь, — ответил Пьер.

— Никакой «чести», парень. Мы теперь отошли от этого.

— Да, сударь.

— У вас академическое образование, верно? Вы юрист?

— К сожалению, нет, сударь. Классические языки, латынь и греческий, по преимуществу греческий.

— Неважно. Мы поднялись над условностями старых темных времен Людовиков. Итак, вы его хотите?

— Хочу чего, сударь?

— Место в Конвенте. У нас есть вакансии среди монтаньяров и три из них — мои, в награду за административный талант.

— Я хочу его более, чем чего-либо другого!

— Тогда приходите сюда завтра к семи. Мы начинаем работать рано.

— Да, сударь. Спасибо, сударь.

— «Сударь» тоже не наше слово, друг мой. Достаточно простого «гражданин».

— Да, гражданин. Я запомню.

— Не сомневаюсь. — Человек улыбнулся, продемонстрировав мелкие ровные зубы, и снова углубился в бумаги.

Капитан слегка хлопнул Пьера по плечу и кивком указал на дверь. Гражданин Бор кивнул в ответ и последовал за ним.

В коридоре Пьер, набравшись храбрости, спросил:

— Кто это был?

— Как это кто? Гражданин Робеспьер, вождь нашей Революции. Неужели ты его не знаешь?

— До сих пор я знал только имя, но не человека.

— Теперь ты его узнал. А он узнал тебя.

Пьер вспомнил оценивающий взгляд вождя и понял, что это правда.

— Я не могу поддержать это, Бор. Ты просишь слишком много. Он просит слишком много. — Жорж Дантон откинул назад длинные волосы и с шумом втянул воздух.

Бор нетерпеливо топнул ногой. Этот медведь со своей популярностью, которая ему так же к лицу, как и легкая небрежность в одежде, собирался остановить его начинание.

— Неужели ты не видишь, что всеобщая воинская повинность — лучший способ справиться с внешними врагами? — запинаясь, проговорил Бор. — Черт побери! Это республика, а не монархия. Что может быть более естественным, чем объединение народа для защиты своей страны?

— По прихоти нашей маленькой обезьянки? — парировал Дантон. — Именно ему мы обязаны этой войной с Англией и Нидерландами.

— Война была неизбежна из-за Габсбурговой шлюхи. Конечно, ее братец Леопольд постарается защитить королеву. И конечно, он втянет в это немецких принцев, сидящих на английском троне. Так что министр Робеспьер не мог предложить Лучшего варианта, чем нападение. Неужели не ясно?

— Яснее ясного. Крошка Макс хотел войны — он ее получил.

Пьер Бор вздохнул:

— Министр не желал этого. У него столько врагов здесь, Дома...

— Врагов? Никого, кроме тех, кого он сотворил своими же руками и длинным языком!

— В последний раз спрашиваю: ты поддержишь всеобщую воинскую повинность?

— В последний раз отвечаю: нет.

Бор кивнул, повернулся и направился к выходу.

Лакей в небрежно сидящей ливрее проводил его, и Бор вышел на темную улицу.

Со времени своего основания, в начале апреля 1793 года, Комитет национальной безопасности обнаружил в Париже многое, что нарушало спокойствие. Последние постановления касались тех нищих и бездомных, которые сделали своим домом улицы. Прогулка после наступления комендантского часа означала возможную встречу с грабителями, а то и с кем похуже. Гражданин Бор проделал весь путь от дома Дантона без сопровождения, полагавшегося ему как члену Конвента.

Его охраняли наблюдатели.

Бор чувствовал их присутствие с тех самых пор, как начал входить в силу в Конвенте. Тени двигались вместе с ним в свете факелов — он чувствовал это. Мягкие шаги вторили стуку его каблуков — он слышал это.

Однажды, в Булонском лесу, когда банда моряков остановила его экипаж — вероятно, чтобы съесть лошадей! — наблюдатели обнаружили себя. Приземистые, словно тролли, они, грязно ругаясь, выскочили откуда-то с обнаженными клинками. Кучер в панике перелетел через головы лошадей.

Схватка вокруг экипажа продолжалась не более минуты. Бор наблюдал за ней при свете фонаря, считая вспышки стальных клинков и свист узловатых дубинок. Когда все было кончено, вокруг экипажа остались лежать неподвижные тела, а приземистые тени растворились в кустах. Все, кроме одного, который стоял возле лошадей.

— Вам нужен кучер, — сказал незнакомец, и это было утверждение, а не вопрос.

У него был сильный акцент — говор крестьянина, а не горожанина.

— Да. Мне нужен кучер, — согласился Бор.

Мужчина вскочил на козлы. На мгновение полы его плаща распахнулись, и Бор увидел, как блеснула кольчуга. Его слух уловил легкое позвякивание. Возможно, этим объяснялась их победа над разбойниками.

Незнакомец довез Пьера до дома в Фобур Сен-Онор. Как только экипаж подъехал к порогу, он выпрыгнул из коляски и растворился в темноте. Бор тогда не успел ничего сообразить.

Это было вполне в духе наблюдателей.

Поэтому после неудачных переговоров с Дантоном по вопросу поддержки войны против Англии и Нидерландов Бор не испытывал страха, шагая по улицам без охраны.

На ходу он размышлял о своем успехе. За пять месяцев непрерывных переговоров и осторожных продвижений Бор оказался в центре пожара Революции. Советник по делам нового Республиканского монетного двора, пламенный оратор в Национальном собрании, посредник в Министерстве юстиции, агент по продаже имущества осужденных, правая рука министра Робеспьера, Бор поспевал везде. В некоторых кварталах его называли «Портной», ведь он благодаря своей логике «сшил» мешок для голов всех отступников Революции.

Но Бор чувствовал, что просто обязан воспротивиться одному делу монтаньяров. И, шагая по темным улицам, охраняемый невидимыми наблюдателями, он продумывал свои доводы.

— Граждане! — Бор поднялся с места в левой части зала. — Это самое необдуманное из всех предложений, которые были изложены перед нами.