Илья Колупалин - Эхо Погибших Империй

На следующий день Киру возле ее дома встретил лично Бао Кофаг. Его лицо, помимо всегдашнего платка, было скрыто также и капюшоном, но Кира узнала голос Темного Палача:

— Стало быть, послезавтра? Должно быть, он отправится на рассвете. На всякий случай я уже отдал приказ моим людям следить за всеми путями, ведущими из города. Варкассий мог запросто солгать тебе: это касается как времени его отбытия, так и места, в которое он направляется. Мы не упустим его. Ты должна быть готова в любое время дня и ночи отправиться за ним в погоню: собери все самое необходимое и жди. Кто-то из моих людей найдет тебя.

— Что я должна буду сделать? — спросила Кира.

— Следи за Варкассием. Вызнай все, чем он занимается. Я более чем уверен, что никто не давал ему приказа покидать Геакрон.

— Но почему я?

— Потому что я так приказываю! Ты засиделась в своем вонючем штабе. Я думаю, ты наделена другими талантами, а, Кира? Пришла пора это проверить. До встречи.

— Ах, да, я хотела спросить...

— Дзару об этом всем ни слова! — опередил ее вопрос Кофаг. — Если что, я оправдаю тебя перед ним. Не беспокойся, своих людей я не бросаю.

Деоптис. Конец лета 729 года после падения Эйраконтиса

Ниллон уже даже не пытался понять, что происходит.

Профессор не давал повода для подрыва доверия к нему, однако, последние его действия вызывали, по меньшей мере, недоумение.

Так, Райджес Хиден забрал из своей ячейки в банке Деоптиса весьма солидную сумму в золотых монетах, после чего закупил довольно много продовольствия: в основном, сушеное мясо, фрукты и бурдюки с питьевой водой. Также им были приобретены для каких-то целей рыболовные снасти и удилища.

На все расспросы Ниллона профессор отвечал что-то вроде «Прости Нил, мне некогда!» и «Прибудем на место — я все тебе подробно объясню».

Вот только что за «место» имелось в виду?

Они распрощались с репортерами из Дакнисса, когда отъехали на почтительное расстояние от Диргена, остановившись ненадолго в каком-то деревенском трактире. Журналистам предоставили свежих коней, и они, отдохнув всего несколько часов, отправились в сторону карифской столицы, чтобы сообщить о кровавом вероломстве аклонтистов.

Геллу также уговаривали отправиться домой, в Дакнисс, но упрямая девушка наотрез отказалась от этого.

«Я свободный человек, — отвечала она, — и буду путешествовать по своей родной стране столько, сколько мне заблагорассудится».

Ниллону было, безусловно, приятно, что Гелла остается с ним (хоть это могло быть и не столь безопасно), тем более, он считал, что она остается из-за него. Несмотря на то, что девушка по-прежнему держалась с ним достаточно прохладно, Ниллон лелеял надежду, что Гелла испытывает к нему нечто большее, нежели простую благодарность.

А потом они вернулись в Прант.

Ниллон был до смерти рад застать отца на работе, в библиотеке. Запинаясь, с трудом сдерживая эмоции, Ниллон рассказал обо всем случившемся в Диргене и о необходимости на время переехать в другое место.

«Я вернусь, пап. Вернусь очень скоро, — пообещал Ниллон. — Пожалуйста, забудь на это время фамилию Сиктис, и всем знакомым скажи то же самое. Если в Пранте объявятся аклонтисты, у них не должно быть никаких зацепок. И еще... обними мать за меня. И передай, что я люблю ее всем сердцем и глубоко сожалею, что заставляю так переживать».

Омунд Сиктис понимающе кивнул, после чего отец и сын, заключив друг друга в прощальные объятия, расстались.

Ниллон очень хотел увидеть мать: самому обнять ее, расплакаться, попросить за все прощения. Но он не мог заставить себя пойти к ней — было ли это трусостью, смущением или чем-то иным — сказать было сложно. Снова выслушивать упреки матери и обвинения во всех бедах профессора Хидена Ниллону казалось невыносимым.

Следующей точкой отправления был Деоптис — и, как надеялся Ниллон, последней.

Однако таинственные приготовления профессора Хидена не добавили Ниллону оптимизма. Гелла же вовсе сделалась молчаливой, а с профессором она и словом не обмолвилась с самого момента их бегства.

«Должно быть, до сих пор дуется из-за того случая на лекции в Пранте, — думал Ниллон. — Девушка... Что тут еще сказать».

Деоптис был во многом похож на Прант: тот же архитектурный стиль зданий, те же неторопливые люди на улицах. Однако город этот был самым небольшим из всей четверки Союза Побережья, и самым южным. Как показалось Ниллону, воздух здесь был чище и свежее, чем в Пранте.

Однако именно в этом чистом и благообразном городе Ниллону вновь напомнил о себе неприятный кашель. Всерьез озаботившись здоровьем своего молодого товарища, профессор настоял на посещении врача. Возражения на этот раз не помогли Ниллону.

— Да будет тебе известно, мой юный друг, — с настойчивостью заявил Райджес Хиден, — что мы сейчас находимся в городе лекарей: Деоптис всегда славился своей сильной медициной. Для тебя будет преступлением не обследоваться: тем более, что я слышу этот жуткий кашель уже не впервые. Я хочу, чтобы ты сегодня же днем посетил одного моего знакомого врача по имени Гивис Манай – я напишу тебе на листке его адрес.

Вместе с листком профессор вручил Ниллону небольшой кошелек с золотыми монетами, который тот принял с большой неловкостью и даже пытался возражать. Однако Хиден ничего не хотел слышать, заявив, что со здоровьем шутить не следует, тем более что теперь и без этого проблем хватает.

Дом врачевателя находился в десяти минутах ходьбы от постоялого двора, на котором остановились Ниллон, Гелла и профессор.

Дверь открыл полный круглолицый мужчина с густой черной бородой. Выслушав объяснения о том, как и от кого Ниллон узнал о нем, Гивис Манай (а это был именно он) впустил молодого человека внутрь.

Усадив посетителя на просторном сером диване в гостиной, лекарь уселся в широкое кресло рядом с диковиной пальмой в огромном горшке и, закинув ногу на ногу, с серьезным и внимательным видом приготовился выслушивать суть обращения.

Ниллон подробно описал, когда и как часто его настигали приступы кашля, попутно отвечая на множество уточняющих вопросов.

— Скажите, Ниллон, вы... не соприкасались с морской водой за какое-то время до того, как заметили у себя этот кашель? — напряженно поинтересовался Манай.

— Ну-у... я, — Ниллон мучительно напряг память, — вообще-то... да, был один случай не так давно. Я купался в море и... немного наглотался морской воды.

Врач тяжело выдохнул, помрачнев еще больше.

— Прошу вас... Пройдемте со мной.

Манай провел Ниллона в свой кабинет – просторное аккуратно обставленное помещение со множеством полок с самыми разными склянками, колбами, пухлыми справочниками и трактатами. Врач нацепил повязку на лицо, а затем (предварительно налив стакан воды) достал из стола какую-то небольшую капсулу черного цвета и протянул ее Ниллону.