Эрин Крейг - Дом соли и печали [litres]

– Опиши мне свой рисунок.

– Это Эдгар, – начала Верити, показывая мне пустой квадратик на полу.

Мое сердце остановилось.

– Что?

– Смотри, вот здесь он упал… – Она очертила пальцем лужу крови.

Я замотала головой:

– Ты не могла этого видеть.

–… а вот его очки…

– Ты не видела этого.

Верити удивленно подняла на меня глаза:

– А мне и не нужно. Эулалия мне все рассказала.

Она накрыла своей теплой ладошкой мою руку, неправильно поняв мой испуганный взгляд.

– Не печалься из-за Эдгара, Аннали. Теперь он вместе с Эулалией.

– Это она тебе сказала? – ошеломленно спросила я.

Внутри все сжалось от ужаса. Это ненормально. Это не этап развития. С моей маленькой сестренкой что-то не так, и это очень серьезно. Верити беспечно кивнула, и тут я неожиданно вспомнила слова Фишера. Она всегда была любительницей долгих историй.

– Верити… Когда Эулалия приходит в гости, как ты с ней говоришь? Если бы я захотела у нее что-то спросить… ты можешь задать ей вопрос?

– Конечно.

– Как ты находишь ее? Нужно подождать, пока она сама придет?

– Ты хочешь поговорить с Эулалией?

Я остановилась. Это же чистой воды сумасшествие. Я не должна это поощрять. И все же я кивнула. Верити отвела взгляд и посмотрела куда-то мимо моего плеча.

– Можешь спросить сейчас, если хочешь.

Волосы на затылке встали дыбом.

– В смысле?

– Она здесь. Точнее, они оба.

Я обернулась, увидев в окне два темных силуэта, и снова бросила взгляд на Верити. Это всего лишь игра света и теней. Это не Эулалия. И тут я услышала.

Они приближались и остановились прямо за моей спиной. Внезапно я четко ощутила их присутствие. Я чувствовала их нутром, как рыба, предугадывающая следующее движение своего косяка. В груди стало тесно, и я никак не могла вздохнуть. Верити улыбнулась гостям, но у меня не хватало смелости обернуться и сделать то же самое. Я не хотела видеть свою сестру. По крайней мере, так. Я подалась вперед, не отрывая глаз от пола.

– Она спрашивает, почему ты не смотришь на нее, – сказала Верити тихим отстраненным голосом.

– Эулалия? – тихо прошептала я, ощущая себя сумасшедшей.

Я попыталась представить, что сижу в крипте перед ее статуей. Что бы я тогда сказала?

– Я… я очень по тебе скучаю.

– Она тоже скучает.

– Ты можешь рассказать мне о той ночи, когда ты вышла к обрыву? Эдгар сказал, что вы планировали встретиться, но тебя поджидал кто-то другой.

Боковым зрением я заметила, как Верити медленно кивнула, глядя на меня огромными, полными ужаса глазами.

– Кто это был? Кто убил тебя?

Я ощутила легкое покалывание: Эулалия подошла поближе. В нос ударил острый запах, похожий на вонь тухлой рыбы после жаркого дня на рынке. Холодные руки схватили меня за плечи и потащили назад, я закусила нижнюю губу. Ногти Эулалии были покрыты жизнерадостным коралловым лаком, но сломаны и стесаны, два ногтя на раскисших от воды пальцах отсутствовали. Я крепко зажмурилась и заплакала.

– Ты! – взвизгнула Эулалия и с силой толкнула меня вперед.

Я ударилась головой о мраморные плиты. Придя в себя, я первым делом подумала, что нужно хватать Верити и бежать, но в комнате было пусто.

– Верити! – позвала я и чуть тише добавила: – Эулалия?

Из дальнего конца комнаты, у окон, послышался шорох юбок. Наверное, она спрятала Верити за занавесками. Эулалия всегда любила играть в прятки. Я сглотнула и приблизилась к тяжелым бархатным гардинам. Я не знала, что меня ждет, но мое воображение уже рисовало страшные картины. В комнату хлынул лунный свет, серебристый и почти осязаемо плотный. Дрожащими руками я отодвинула одну складку портьер, потом другую, третью – но моих сестер нигде не было.

Краем глаза я уловила какое-то движение. Бабочка размером примерно с мою ладонь приземлилась на оконное стекло, негромко шурша крылышками. Из складок портьер выползла еще одна и поползла вверх по шершавой поверхности ткани. Ее крылья украшали странные небольшие пятнышки, похожие на ощерившиеся черепа. Затем показалась третья бабочка. Четвертая. Я отпрянула от окна, и очередной мотылек опустился на мое плечо, неожиданно сильно вцепившись лапками в ночную рубашку. Попав в мои волосы, он запутался и начал метаться. Я провела пальцами по этому месту, чтобы помочь ему выбраться, и ощутила что-то мохнатое.

Я с отвращением стряхнула насекомое с волос, и оно упало на пол с громким глухим стуком.

Наклонившись, я с ужасом обнаружила самого большого мотылька, которого когда-либо видела. Он бил о пол потрепанными пыльными крыльями, пытаясь снова взлететь. Шесть сильных лапок извивались в бессильном гневе. Прямо над выпуклыми черными глазами насекомого располагались длинные мохнатые усики.

– Верити! – снова закричала я, но ответа не последовало.

Малышка словно исчезла, и я начинала догадываться, что ее никогда здесь не было. Я устало опустила голову, совершенно не понимая, что со мной происходит. Сверху спланировал еще один мотылек и приземлился рядом с первым. Я начала пятиться к двери и наступила еще на одного. Крылышки хрустнули под моим каблуком, и я в панике выбежала из комнаты, пока остальные не полетели за мной.

Набравшись смелости, я снова заглянула в галерею и увидела целое облако мотыльков – наверное, несколько сотен. Они сидели на статуях, картинах, камине – словом, повсюду. Я бросилась вверх по лестнице на четвертый этаж.

– Папа! Проснись! – закричала я и вбежала в его комнату.

По звукам, которые доносились из постели, – к счастью, полог балдахина был опущен – я с ужасом поняла, что отец не спит. Морелла, еще мгновение назад издававшая стоны удовольствия, сдавленно взвыла от досады.

– Вон отсюда, Аннали, – процедила она сквозь зубы.

– Но… – осеклась я.

Во мне боролись противоречивые чувства. На смену ужасу, который я только что испытала внизу, пришел жгучий, всепоглощающий стыд. Еще один громкий вздох. Зашуршали простыни, и из-за балдахина выглянул отец. Его лицо было красным от усилий, о которых я даже не могла подумать.

– Что случилось, детка?

– Я не могу найти Верити, а еще там мотыльки. Сотни мотыльков. По всей галерее.

Повисло неловкое молчание. Я изо всех сил старалась не думать о том, что происходило здесь до моего вторжения, но не могла стереть из памяти эти звуки. Папа откинул балдахин и потянулся за халатом, что-то пробормотав себе под нос. Под одеялом мелькнуло белое тело Мореллы, но в следующий миг он снова закрыл ее от посторонних глаз.

– Покажи, – сказал он, завязывая пояс.

Когда мы спустились на первый этаж, его лицо было ужасающе суровым. Я остановилась перед дверями галереи. Мне не хватало смелости снова войти в помещение, кишащее мохнатыми насекомыми.