Эрин Крейг - Дом соли и печали [litres]

– Я представляла это немного иначе… – сказала Морелла, поглаживая живот, обтянутый ночной рубашкой.

После ужина папа вместе с капитанами отправился в пьяную прогулку по дому в поисках подсказок, которые могли бы помочь разгадать загадку наших туфелек. Лакей сообщил, что они заснули в кабинете отца, заняв все места, на которых было более или менее удобно лежать.

Я присела рядом с оттоманкой и начала подготавливать лосьон и масло для массажа перед сном.

– Совсем иначе.

Морелла легла и устроилась поудобнее. Я ощущала твердые тельца близнецов под ее натянутой кожей и старалась не давить на них слишком сильно. Сейчас они, видимо, спали.

– Я уверена: с утра все наладится.

Я опустила пальцы в баночку с лосьоном и принялась растирать ее икры. Ноги Мореллы отекли и напоминали толстые колбаски, лодыжки распухли до неузнаваемости. Я не знала, как деликатно обсудить с ней папину выходку, чтобы не растревожить ее еще сильнее.

– Папа ведь пошутил насчет конкурса, как ты думаешь?

Изначально я даже не сомневалась, что это шутка. Было бы безумием полагать, что отец отдаст все свое имущество тому, кто раскроет наш секрет. Но он очень изменился за последние месяцы. На смену нарочитой веселости приходила полная подавленность, его настроение скакало, словно поплавок, подхваченный слишком большими волнами.

– Боюсь, ты знаешь его лучше, чем я.

В ее словах было столько печали, что я даже подняла глаза и посмотрела на нее.

– Все в порядке, Морелла? Я имею в виду, у вас с папой. Он не хотел тебя задеть, когда…

На самом деле я не знала, что сказать в его оправдание. Если бы Октавия была здесь! Она всегда умела подобрать правильные слова в таких случаях.

Морелла теребила кончик своей косы, пропуская его сквозь пальцы.

– Вроде да. Правда… после смерти Эулалии все пошло наперекосяк… Ортан просто сам не свой. У него бывают вспышки гнева… Он говорит слова, о которых потом жалеет. Я понимаю, таким образом он переживает свое горе – вот и все. – Она улыбнулась и тихо повторила последние слова, словно пытаясь приободрить себя.

– Если захочешь поговорить об этом… – начала я, мягко разминая ее ступню.

– Ты очень добра, Аннали. В отличие от твоих сестер.

– Они не…

– Я не говорю, что они плохие. Они очень милы – в основном, – но у тебя более мягкое сердце, чем у любой из них. Я знаю, мы с тобой не особо близки, и я уверена, что иногда я тебя раздражаю… Но ты столько раз помогала мне! Лосьон из водорослей, массаж… Ты даже распланировала всю праздничную неделю вместо меня.

– Тебе нужно было отдохнуть.

Морелла положила руку мне на макушку и погладила по волосам. Я вспомнила, как мама делала так же, и мое сердце болезненно сжалось.

– Спасибо.

– Я знала, что это очень важно для тебя. Мне жаль, что так получилось сегодня.

Морелла покачала головой:

– Надеюсь, через много лет мы будем вспоминать эту историю со смехом.

– Через много-много лет.

Она прикрыла глаза и поудобнее устроилась на подушках, пока я массировала ее ногу.

– Я бы хотела, чтобы все было по-другому, – тихо сказала Морелла.

– Ты о чем?

– Скорее всего, я навсегда останусь для тебя просто мачехой, но я бы хотела… Я бы хотела дружить с таким человеком, как ты.

Я остановилась. Мне никогда не приходило в голову, как одиноко живется Морелле. Она вышла замуж за папу и уехала за сотни миль от своих друзей и семьи. Теперь ее общество составляли лишь слуги и падчерицы. Мы жили слишком далеко, чтобы каждый день пить чай или ужинать в городе, но, даже если бы было иначе, к кому бы она ходила в гости? Эулалия умерла вскоре после ее появления, и Морелла не успела ни с кем познакомиться на Астрее.

– А разве мы не подруги? – спросила я, хотя знала, что на самом деле это не так, точнее, не так, как представляла себе Морелла.

– Угу, – натянуто улыбнулась она.

Я втерла по капельке лавандового масла в ее запястья, виски и ступни и наконец добралась до носа, сложив руки, как показывала акушерка.

– Вдохни, – скомандовала я.

Морелла сделала три глубоких вдоха, и ее глаза подернулись сонной дымкой.

– Сегодня точно буду хорошо спать. Может, даже смогу завтра выбраться на Астрею вместе с гостями.

Я удивилась, что Морелла хочет поехать с нами. Она не выходила из дома после бала тройняшек, и я думала, что ей будут в тягость праздничные гулянья.

– Тебе помочь перебраться в кровать?

– Нет, я, наверное, еще полежу здесь. Может быть, Ортан все же придет.

Я собрала баночки с лосьонами и мазями обратно на поднос и поставила на туалетный столик. По пути я случайно задела небольшой пузырек, но успела поймать его. Это был круглый стеклянный шарик почти идеальной формы, уплощенный с одной стороны, чтобы он мог стоять. Внутри него находился маленький красный цветочек с волнистыми лепестками, навечно застывший в своей совершенной красоте.

Я покрутила пузырек в руках:

– Красиво.

– Папа подарил мне его на пятый день рождения. Я всегда ношу его с собой.

Удивительно, как он до сих пор остался невредимым. Сусилли – родной город Мореллы – находился на суше в сотнях миль от воды. Она оставила все, чтобы уехать с папой на Соленые острова, и променяла цветочные поля и заросли лесной ежевики на наши бескрайние морские просторы и скалистые берега. Я даже не представляла, как я могла бы уехать так далеко от сестер – как бы сильно я ни влюбилась.

Я поставила шарик обратно на туалетный столик и заметила на тарелочке для колец свадебные украшения Мореллы. Ее пальцы слишком сильно отекли, и она больше не могла их носить. Я покрутила в руках помолвочное кольцо и спросила:

– Как ты поняла, что папа – тот самый?

Морелла замялась.

– Когда вы впервые… Ну то есть до того, как он начал ухаживать за тобой. Как ты поняла, что он интересуется тобой?

– Тебе понравился один из джентльменов за ужином? – с улыбкой спросила она.

Я пожала плечами и попыталась отогнать от себя мысли об улыбке Кассиуса.

– Возможно. Не знаю. Я думала… Надеялась, что я ему интересна. Ну, в романтическом смысле, ты понимаешь. Но теперь я ни в чем не уверена.

Морелла отодвинула ноги и жестом пригласила меня присесть рядом.

– Рассказывай.

Я погрустнела.

– Если честно, и рассказать-то нечего. Он… он сделал мне несколько комплиментов, но когда папа объявил о конкурсе…

Морелла с усмешкой покачала головой:

– Дурацкий, дурацкий конкурс!

– Камилла гораздо красивее меня, к тому же рано или поздно она унаследует папино имущество. А я… это просто я.

Морелла ласково погладила мою руку:

– В таком случае он дурак.

Почему-то мне было приятно слышать от Мореллы добрые слова.

– А как папа ухаживал за тобой?