Екатерина Лебедева - Пасифик [СИ]

— Отлично, — одобрил Кальт. — Вот вы и начали. Ваша стартовая карта — «Солдат». А говорили «нет». Нет, нет и нет. А ведь в колоде есть карта «Техник». Но вам она почему-то не досталась.

— Какой-то фокус, — отозвался Хаген, смягчая грубость слов неуверенностью. Он не знал, как реагировать. — Дешёвый фокус. Ну правда же? Дешевле некуда!

Он отложил карту, перевернув её рубашкой вверх, и отодвинулся сам, пожимаясь и чувствуя приближение лихорадки.

— Дешевейший, — деловито подтвердил терапист. — Не будет стоить Улле ни булавки. Ну же, Йорген, давайте посмотрим, чего вы боитесь. Тяните следующую карту.

— Не хочу.

Смешок.

Стиснув челюсти, Хаген подцепил следующий картонный прямоугольник.

На сей раз ему досталось изображение толстяка, восседающего на мешках с зерном. Свесив по сторонам жирные ляжки, человек пытался удержать разъезжающиеся тюки. Его хищные пальцы вспороли верхний мешок, из которого струилась лёгкая золотистая пыль.

— Мельник, — сказал Кальт. — Точное попадание. Вы меня поражаете.

— И что означает эта карта?

— Ближайшее будущее. В том случае, если ваша добрая воля отвернётся от моей. Я верну вас вашему Мельнику. Отмена хода. Не слишком спортивное поведение, но я переживу. Насчёт вас — не уверен.

— Просто вернёте и всё?

— И всё. Верну, снабдив открыткой, обвязав ленточкой и чуть-чуть подкорректировав память. Ах, как же вам обрадуются в Отделе! Мельник будет счастлив. Он испытывает к вам какую-то трудно объяснимую тягу. Уверен, Виллем разберёт своего блудного техника на атомы, но сделает это с любовью. Прельщает такая перспектива?

— Вы тоже разберёте меня, — с дрожью ответил Хаген.

— Нелёгкий выбор.

— Что же мне делать?

— Может быть, плыть по течению? Эта тактика никогда вас не подводила. Тяните карту, Йорген! Не знаете, что делать — тяните карту. Дети и дикари ведут себя именно так.

— Уберите колоду! Я не играю.

— Возьмите ещё одну, Йорген! Всего лишь одну. Или я сломаю вам пальцы. Это не уменьшит вашей ценности. Мне нужно то, что у вас в голове, остальное вторично. Франц будет кормить вас с ложечки. Не упрямьтесь и выбирайте карту! Живо!

— Да вы с ума сошли! — возмутился Хаген, вслепую захватывая следующий кусок бумаги. — Идите вы к дьяволу, к чёртовой матери! Неужели вы думаете, что…

Он подавился остатком фразы.

— Ух ты, — сказал Кальт. — Неужели я думаю… что? Как интересно. Сядьте, Йорген! Нам же не нужно, чтобы вы потеряли сознание. Пока не нужно.

— Как называется эта карта?

— Дева. Я бы назвал её «Жертва», потому что она навевает вполне определённые ассоциации, но автор назвал её «Дева», и почему она вам попалась, честное слово, затрудняюсь сказать. Может, вы объясните?

Хаген смотрел на свои подрагивающие руки и понимал, что проигрался в пух. Любопытный перископ субмарины заглядывал прямиком в душу.

— Печально, когда техник забывает своё предназначение, — сказал Кальт. — Печально для техника. Печально для предназначения. Но это не моё дело. Я не возглавляю отдел Внутренней Безопасности и не состою штатным пропагандистом. Я исследователь. У меня есть проекты. И мне нужен ассистент. Вот такие простые вводные. Я — хороший руководитель, Йорген, и обещаю впредь подбрасывать только посильные задачки.

— Вы всё-таки получите свою вещь, — медленно произнёс Хаген. Ему хотелось плакать. Хотелось взять хлебный нож и перепилить горло высокому человеку, вальяжно развалившемуся в кресле. Как жаль, что Берта унесла столовые приборы.

— У вещей нет воли, — возразил терапист. — А у вас она есть. Воля делает нас людьми. Воля — это способность ограничивать свои желания. Докажите, что вы человек, Юрген-Йорген.

— Вы передёргиваете, — сказал несчастный Хаген. — Вы не правы. Но я устал и не могу понять, в чём самый главный обман. Если я отвечу «да», что это изменит?

— Я подарю вам карту, — пообещал Кальт. — Только одну. Ваш новый начальник не всесилен, но кое на что способен. Я не могу подарить всю колоду, но одну карту — вполне. Она вам нужна?

— Да. Нужна. Пожалуйста!

— Уверены?

— Да.

— И всё-таки мне хотелось бы, чтобы приняли решение взвешенно. Отложите карты. Давайте, отложите их, полюбуетесь позже! А пока забудьте и посмотрите на меня. Я предлагаю вам дом. Предлагаю вам полноценное участие в исследованиях. Я начинаю — вы продолжаете, так и трудятся в Райхе. Я предлагаю вам быть в курсе всех наших дел. Я предлагаю вам быть полезным. Территория сводит нас с ума. Давайте сведём с ума Территорию.

— Давайте, — слабо сказал Хаген. — Валяйте. Вы можете. Меня вы уже свели.

— Хорошо, — мягко произнёс Кальт. — Тогда осталось обсудить последний вопрос. Вопрос лояльности.

***

«Теперь я не боюсь!» — сказала Марта. «Раньше мы делали глупости в одиночку, теперь будем вместе», — сказала Марта. Он сидел и держался руками за живот. Раскалённая струна перепоясала желудок, дёргала петли кишечника. Внутри бушевала война: клетка шла на клетку, рявкали зенитки, взрывались соляные бомбы.

И точно такая же война шла выше. Штурм-группа «Голова» атаковала виски и лоб, поливая их кипящим маслом. «Мне нужен доктор», — подумал Хаген, а доктор сидел в пяти шагах от него, покачивая ногой в щегольском ботинке. «Я не боюсь», — сказала Марта, заключенная в картонном квадратике, свёрнутом в восьмушку. Он всерьёз задумался над тем, чтобы проглотить этот квадратик, но отверг эту мысль: внутри было хуже, чем снаружи.

— Я вас вылечу, — сказал Кальт.

Хаген воспринял его слова с сомнением. И с благодарностью.

— Вы упомянули про лояльность…

— А, — согласился терапист. — Верно. Важный момент. Мои солдатики. Вы поняли, почему оловянные?

— Стойкие? Я не знаю. Почему?

От фальшивого камина распространялись волны жара. Стеклянистая структура воздуха образовала подобие барьера, искажающего черты собеседника.

— Олово помогает предсказывать будущее. Его расплавляют на огне, а потом выливают в воду. Пфф! Получаются занятные фигурки.

— Ерунда.

— Разумеется. А ещё из олова изготавливают электроды. Они часто трескаются, но так уж получилось, что на Территории это самый надежный металл. Физики до сих пор не могут объяснить, но это так. В крайнем случае, электроды из других металлов можно покрывать луженым оловом для лучшей проводимости. Я так делал. Сейчас мы придумали более совершенные решения, но прозвище осталось.

— Нейроматрицы. Для чего они вам? В таком количестве?

— Вы удивитесь, до чего всё просто. Но мы о другом, не отвлекайтесь, Йорген, и не отвлекайте меня. Мы о лояльности.

— Вам ли о ней беспокоиться? — с запинкой произнёс Хаген. Ему приходилось говорить громче, чем хотелось, чтобы заглушить голос Марты и её товарища, того щуплого человечка в очках, которого он чуть не покалечил в Цирке. Человечка звали как-то на «Д», Денк, да, именно, Денк, и был ещё один — въедливый, который всё спрашивал, когда Пасифик предпримет «решительные меры», и его тоже как-то звали — он пытался запомнить имена, чтобы позже передать Инженеру, но вот не смог. Ничего не смог. Кальт не спросил про Пасифик, он ничего не знал про Пасифик, удивительно, но и это могло быть обманкой, блесной и крючком на рыбку-простачка.