Александр Виленский - По гриб жизни

Ладно, проехали. Во всех смыслах.

— Ну, привет. Что молчишь? — говорю вслух, так легче, — Ау-у. Хороших мальчиков ещё в детстве учат здороваться, —

… —

Или ты девочка?

Я знаю, ты меня слышишь, —

… —

Вон как зыркаешь, до печёнок пробирает, — до печёнок не до Печёнок, я не знаю, где находятся Печёнки… что-то мне подсказывает — в Смоленской области… или это печень? но мурашки круг за кругом, круг за кругом, по позвоночнику-стадиону набегают километры. Маленькие холодные иголочки пристрастились к перемещениям по человеческой коже, —

Ты ведь меня понимаешь.

Правда? –

… —

Скажи что-нибудь. Хотя бы кивни. Блин, как ты кивнёшь, — рука дёрнулась, скребёт сонный затылок, — А если я тебя покормлю? Полью подкормкой? —

тишина неуютна, дерево смотрит… ээ… задумчиво, мурашки оценивающе трусят вдоль дисков. Настало время эксперимента: с Валерием и спатой у меня как-то не сложилось, но что-то мне подсказывает: сейчас всё получится. У меня всё получится. У меня всё, —

Может тебе маны дать? — О-ппА! Есть реакция, и я таак думаю, это интерессс!

Мурашки активней перебирают шипованными кроссовками, это уже не утомлённые марафонцы, это злые до победы бегуны на два километра. Я пытаюсь, искренне пытаюсь поддать дереву маны. Я не держу это в себе, я рассказываю дереву о бесплодных попытках активировать татуировку, о скидках на Рено Логан, о недовольстве собой.

Я делюсь с деревом байками форумчан: одна школьница поставила на себе эксперимент, накачала плюс сколько-то процентов и неделю не занималась тренировками, сала, ела чипсы, слушала Билли Айлиш. Результат — ноль, если волновик не тренируется, он НЕ деградирует. С научной точки зрения результат, конечно, спорный, нужны контрольные замеры… продолжительное время, плохое питание?

А уж если волновик тренируется… как я, например, то он растёт ударными темпами. Ударный темп, это когда ты при каждом ударе пролетаешь несколько метров, встаёшь, получаешь следующий удар, летишь дальше. “Рай для задротов” — пишет Lisichka1984, человек с аватаркой банана. Корейцы радуются, корейцы этот комментарий лайкают, слышишь, дерево? Ты высокое, стройное, выше новосибирских сосен, выше совести и морали; породы неизвестной, со стволом ровным, не этими змееподобно-извилистыми поделками, что здесь встречаются на каждом шагу. Встречаются, встречаются, а потом раз — и аист.

Ууу, смазливая древесина.

Ощущения эфемерны — но взгляд её в процессе “беседы” теплеет, она… начала мне помогать, да? подсасывать с той стороны. Мне с ней комфортно, ещё не как с другом, как с шапочной знакомой, нет эдакой… социальной натянутости. И что, мне теперь со всеми деревьями за жизнь тереть? Или дело исключительно в мане?

Я думал петухи деда Никифора — вершина моей ненависти; но неет, теперь эти *раные макаки уверенно лидируют. Реально хочется встать, поймать и нанести справедливость. Их рёв похож на смесь коровьего мычания и скрипа пенопласта по стеклу… следует признать, примесь коровьего мычания делает стоны пенопласта терпимее.

ДОБРОЕ утро, короче.

Вылажу из спальника, вылажу из палатки, протираю влажной салфеткой небритое лицо. На завтрак — ну наадо же! — нам не предложили рис, в меню колбаса и хлеб.

— Ушастый, привет!!! — вечером его не видел, их привезли в ночь? Настроение после завтрака улучшилось, птички пели… пели всю ночь, нда.

— Я тебе говорил, ммать, не называй меня так! — рука друга не(до)вольно дрогнула, волна жидкости перехлестнула бортик пластиковой кружки.

— Здравствуй, Михаил, — грудной, протяжный голос рыжей.

— Привет, —

я настороженно повернулся в сторону девушки. Легкая куртка тёмно-оливкового цвета, белая молния фривольно расстёгнута, белый же топ задорно торчит. Облегающие джинсы и что-то вроде черных сноубордических ботинок? Или это такие подплющенные берцы?

— Мы здесь всем отрядом, — глоток, — Ваших только трое? У вас же ещё пацан был мелкий?

Димка одет так же, как и я: армейские ботинки, штаны, лёгкая камуфляжная куртка: эту форму нам выдали ещё в штаб-квартире. Хочешь быть “не как все” — пожалуйста, посети магазин спорттоваров. Можно.

— Андрюху змея укусила, он в больнице, в Пукальпе. Сделай мне тоже бутерброд. Вы вчера во сколько приехали?

— В 11ть где-то.

На округлый ломоть белого хлеба ушастый кладёт слайс ветчины. Димке не нужен нож, всё порезано, резали метисы: то ли повара, то ли обычные солдаты. Мы здесь как туристы, знаете, когда завтрак включён в стоимость номеров спускаешься в столовую с 6 до 10ти утра, а там и тосты, и кофе.

— Спасибо!

Бутерброд без масла. Вкусно. А если перевернуть ветчиной вниз?

— С этим вообще надо осторожно, — с переворачиванием? — У нас Ростик тоже чуть не нарвался.

— Э, я всё слышу! —

мужчина сидит на раскладном стуле, нога закинута на ногу, кружка зажата в ладонях, — Мих, привет! — нога скинута с ноги, правая рука отбирает кружку у левой. Кружка вздымается ввысь, салютует, — Как жизнь?!

— Привет! — улыбаюсь, — Всё норм, тренируемся. У вас как?

— Живём! — кивок, звон вплетённого в дреды колокольчика. Правая рука отвлекается на звук, левая вновь вцепляется в кружку.

— Не, а что, неправда, Рост? —

большим деревянным гребнем Димка разгребает волосы, — “Да всё пацаны будет нормас, поймаю я эту змейку, железно!”

— Я так не говорил! —

из кружки поднимается еле видимый пар, нос обладает отличным зрением, он видит этот пар, с видимым удовольствием набирает полные норки, —

И я этот Лептофис поймал… с тебя, Дим, медаль!

— Ага, медаль. Две! Мы таких видали, на каждого не напасёшься медали!

— Ну, ребята, я не гордый…

— Хрен тебе, не орден!

Из маленькой палатки на свет Божий выползла круглолицая дама, широкий зевок, не успев прикрыться ладонью, обнажил белые, нечищеные зубы. Дама невысока, в голове у неё есть вьющиеся мелированные локоны и жгучее желание умыть лицо.

Вслед за ней из той же палатки выкуклился длинный, худой, от души стриженный монгол, он не выглядит сонным, его глаза размялись, оббежали лагерь, запнулись о мои. Нехороший у него взгляд, цепучий словно алкоголизм; я вспомнил этого типа — тогда, в столовой… сегодня я не стал отводить глаза, встретил его взгляд.

Мы волками уставились друг на друга, тело монгола замерло в напряжении, моя рука само(до)вольно метнулась на пояс, к эфесу.

— Э, вы чё, народ, брейк! Это Айрат, это Михаил, —

встревоженный раста вскочил со стула, громкоголосо представил нас друг другу; я натужно кивнул, ощущая возрастающую неловкость, — Пойдём, Миш, я тебя с нашими познакомлю!

Лысого бурята зовут Баженом, лет сорок, плечист, угрюм. Похож на Валерия, пожиже. Школьница Кристина; на запястьях поверх камуфляжной куртки девчонка носит оранжевые браслеты, по два на каждую конечность. Глаза у неё разного цвета — гетерохромия или линзы? ведёт себя суетливо… в чём-то даже заискивающе. Пухлолицую даму зовут Ди, что за имя такое, сокращение от Дианы?