Дарья Беляева - Жадина [СИ]

Санктина вздрагивает, потом взгляд ее возвращает себе привычный холод, она улыбается, и ничего в ней не остается от запутавшейся девочки, совершившей глупость.

— Я была уверена, что боги находятся очень далеко от нас. В далеком космосе, на окраине Вселенной. Я думала, они пришли из пустоты. Но они пришли из места, которое связано с нашим миром. Строго говоря, их отделяет от нас тонкая метафизическая пленка. Представьте, словом, что это москитная сетка. Они не могут проникнуть за нее, но вода, льющаяся на сетку, проникает сквозь крохотные ячейки. Так и с нами. Мы кормим их. Нашим страданием.

Это неправда, думаю я, не страданием. Не только. Я вспоминаю, как Ниса расплакалась от счастья, и мне это становится абсолютно понятным. Санктина думает, что ключ — страдание. Но ключ нечто сильное, яркое. Проникающее за сетку, о которой она говорит.

— Каждый из них находит свой способ питаться, и мы просто их стада. Они разделили нас между собой, они связали нас с ними самым тесным образом, установили связь, и теперь пользуются нами. Думаю, все они будут не против войти в мир. Ростки Матери Земли — нитки, которые моя Ниса протаскивает сквозь сетку. Эти нитки должны разорвать сеть. Не думаю, что это плодотворно скажется на мире. И вместе с Матерью Землей придут и другие. Однако, есть среди богов один, который совершенно не желает вырваться сюда. Этот бог уже здесь.

Санктина разворачивается к папе, смотрит на него. Папа говорит:

— Сейчас не лучшее время называть меня животным, если я правильно понимаю.

— Твой бог разделил себя и вложил часть в каждого из вас, так?

Папа молчит, не подтверждая и не опровергая ее слова.

— И он единственный живет на этой земле, и его одного устраивает текущее положение вещей. Я хочу, чтобы ты обратился к нему, Аэций. Он может помочь нам всем. И я знаю, как обратиться к нему быстро. Тебе нужно попасть в мир, который Ниса открывает, когда один из ростков покидает ее.

Мне хочется засмеяться. Все становится ужасно забавным, ведь именно ко мне обратился мой бог, желая нас всех спасти.

— Эта потрясающая идея пришла к тебе в голову, когда ты похитила моего сына?

Санктина улыбается самым обворожительным образом, говорит:

— Я просто совместила полезное с полезным. Я предпочла бы любого другого варвара, не страдающего умственной отсталостью.

Это снова обидно. Она даже не выслушала нас, ни Нису, ни меня.

— Санктина, пожалуйста, — говорит Грациниан. — Если ты не прекратишь быть такой тварью, любой предпочтет разрушение мира общению с тобой.

— Им выгодно помочь нам, — говорит Санктина. — Зачем стараться?

— Жадина, если Аэций попытается тебе помочь, мы должны получить все гарантии, что ты отпустишь детей. И что для Аэция это будет безопасно.

— Я не знаю, безопасно ли это, — говорит Санктина. — На мой взгляд — не очень.

А я вспоминаю, сколько раз мы были там, и сколько раз путешествие туда оказывалось безопаснее, чем реальность. Опять смешно.

— Отличное предложение, но, пожалуй, разбирайтесь с паразитарной инвазией вашей девочки сами.

— Милый, мир может погибнуть, мы должны…

— Октавия, мы просто предоставим им возможность самостоятельно и вручную разбираться с этой проблемой. Монотонные занятия расслабляют. Вам обоим не повредит расслабиться.

— Я сейчас убью его, — говорит Грациниан.

— Пока рано.

— А потом убью тебя.

— Прекратите, — говорит мама. — Пожалуйста, нам нужно попытаться договориться.

— Ты просто хочешь помочь своей сестре, я это понимаю, однако мы здесь не за этим.

— Аэций, пожалуйста, ты ведь не сможешь жить с этим знанием.

— Это будет сложно, но я постараюсь.

— Он не серьезно! — говорит Кассий.

— Кассий, я плачу тебе не за порочащие меня сведения.

— Ты согласен или нет?! — спрашивает Грациниан. — У нас слишком мало времени, чтобы дурачиться.

— И на истерики времени тоже нет, — говорит папа. А мама говорит:

— Если бы ты пришла раньше, мы бы действовали вместе! Но ты дождалась, пока все начнется, ты похитила нашего сына!

— Я не хотела впутывать тебя, так получилось! Про бога варваров я догадалась и вовсе не так давно. Воображала, ты…

— Не смей меня так называть!

— О, потрясающе, давай вести себя, как маленькие девочки!

Все ругаются, и с каждой репликой все громче, только папина тональность остается прежней, но отчего-то его все равно слышат. Папа вообще выглядит забавно, он единственный не опускает оружия и стоит точно так же, как и раньше — уперев ружье в затылок Санктины, как будто телу его еще не поступил другой приказ, и он как механизм может сохранять одну и ту же позу невероятно долго. Все обвиняют друг друга во всем, от невмешательства до попытки разрушить мир, от предательства до потери элементарной вежливости. У меня ощущение, словно взрослые и высокопоставленные люди вернулись в школьные годы, причем не в самом лучшем настроении.

А потом я слышу голоса Офеллы и Юстиниана, и радуюсь им невероятно. Я слышу:

— Господа!

Я слышу:

— Мы хотим помочь!

И еще:

— Мы кое-что знаем!

Но никто больше словно бы не замечает, что Юстиниан и Офелла хотят сказать, и только папа говорит:

— Мне кажется, молодые люди хотят внести какое-то предложение.

Он кивает в сторону Юстиниана и Офеллы. И несмотря на то, что папа говорит тихо, все замолкают, тишина становится звенящей. Я, наконец, ощущаю, что язык у меня двигается, и еще прежде Юстиниана и Офеллы говорю:

— Синие слюни!

И говорю громко, словно бы все еще ругаются и нужно их перекричать.

Мама и папа смотрят на меня, и я впервые думаю, что меня не понимают даже собственные родители.

Все глядят на меня, и я понимаю, что оказался в центре внимания. Наверное, это здорово, хотя я и очень смущен. Мама обнимает меня, папа говорит:

— Марциан, поясни свою мысль.

А потом он улыбается, и я чувствую, как он рад видеть меня и как волновался все это время.

Грациниан подмигивает мне, а Санктина смотрит на меня странно, со смесью грусти и злости, словно бы я совсем не понимаю, о чем говорю. А я понимаю, лучшее нее понимаю.

Я слышу голос Юстиниана, розы шевелятся, а потом Юстиниан неловко, опираясь на свою ограду, встает.

— О, мы были в темном сердце современной культуры Парфии! И взяли там немного синих слюней!

Мне кажется, Юстиниан ничего не проясняет, просто решил щегольнуть определением, поэтому я говорю:

— Это очень важно.

И понимаю, что сам объясняю не лучше. Из лилий по соседству с Юстинианом слышится голос Офеллы, похожий на голос какой-нибудь нимфы, в нем не хватает только журчания ручейка, но он так нежен от слабости, и мне становится Офеллу жаль.

— Дело в том, что мы были в реальности, которую открывает Ниса. Мы называем ее минусовой, но это сейчас неважно. Там бог Марциана пытался связаться с ним. Помочь ему, то есть Нисе, то есть, нам.