Макс Мах - Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба [сборник litres]

«Как просто… А я-то всегда полагал…»

– Благодарю вас, господа, – сказал он вслух. – Вот ведь, как бывает. Мне это никогда и в голову не приходило, но и то верно, что сей предмет меня никогда не занимал.

– В том-то и дело, – кивнул, соглашаясь с ним, Великий Мастер. – Не приходило… не задумывались… Так тайна эта и существует. Вот и понятно все вроде бы, ан нет, никто ничего не знает. Но тот «видящий», что прозрел грядущее, правду знал. Однако как обычно и случается практически со всеми «прозревающими», видение его было неясным и весьма противоречивым. Он предсказал только, что человек, который может привести к победе людей, должен быть магом и носить зачарованный меч , а тот, кто дарует победу иным, должен быть старым, не признавать законов и владеть оружием иных . Как видите, Карл, немного, но Даниилу и того хватило. Он решил, что вы он . Впрочем, и я поначалу подумал точно так же.

« Если меч тот, то и человек, стало быть, тот ».

– Кто он ? – возможно, это был лишний вопрос, но Карл его все-таки задал.

– Вождь иных, разумеется, – усмехнулся Игнатий. – Вы ведь не маг, Карл, и вы старик, и вы опоясаны дивным мечом…

«Не маг… Ты просто многого не знаешь, Игнатий, но… я тебя понимаю».

– Старый это все-таки старый, – улыбнулся Карл. – А я, как вы видите, вполне еще молод.

– Возможно, – пожал плечами Игнатий. – Возможно, я про вас, Карл, знаю недостаточно… Ваша воля… Но вспомните с чего начался наш разговор?

Когда-то давно, лет, может быть, семьдесят назад или того больше, один умный человек, имени которого Карл теперь вспомнить не мог – впрочем, и не пытался – сказал по какому-то, надо полагать, совершенно ничтожному поводу, тоже забытому за давностью лет и случайностью обстоятельств, что оборотной стороной человеческой способности обозначать явления внешнего и внутреннего мира словами есть способность слов порождать явления, которых иначе могло бы и не быть. Спорная мысль, если разобраться, но не лишенная изящества. Любившие парадоксальные афоризмы и неоднозначные притчи убру вполне оценили бы и эту идею, не зря же один из их учителей сказал однажды, что достаточно убрать из своего лексикона слово «проблема», и она исчезнет сама собой .

«Но исчезнет ли?»

Карл прошелся по предоставленной в его распоряжение комнате, подошел к окну и смотрел некоторое время на море и корабли, но отвлечься от мыслей, растревоживших душу, казалось, обретшую уже привычный покой, не смог. И сердце волновалось точно так же, как залитое солнцем море перед глазами. Еще не буря, но уже очевиден нервный, порывистый рисунок низких пока, но обещающих набрать вскоре грозную силу темно-серых с белыми барашками волн.

«Сталь… – подумал он, отворачиваясь от окна. – Оружейная сталь…»

Комната, просторная и богато декорированная – малиновая камка, украшенная вышитым золотом растительным орнаментом, и светло-красное вишневое и «розовое» дерево, инкрустированное слоновой костью и перламутром – комната эта относилась к личным апартаментам Великого Мастера. Здесь, в тишине и покое, не нарушаемом даже особо доверенными, «ближними», слугами Игнатия, которым было строжайше запрещено беспокоить Карла по личной инициативе, он ожидал возвращения Августа и окончания « инициации », ради которой уединились сейчас Конрад и старый Кузнец. Но предоставленный, едва ли не впервые за несколько последних дней, самому себе, Карл закономерно оказался один на один с той особой проблемой, которая, то набирая силу, как зимний шторм, то отступая, но никогда не оставляя насовсем, волновала его сердце со времени первого посещения Сдома. И наверняка не случайным было новое возвращение бури, именно здесь и сейчас , в этом проклятом богами городе, где четыреста лет назад разыгралась уже одна из трагических сцен растянутой в веках пьесы безымянного, но могущественного, автора.

Иные .

Удивительно, но точно так же, как много лет подряд, неторопливо шагая по дорогам ойкумены, Карл ни разу не задумался о том, кто он такой и зачем меряет шагами безмерные пространства подлунного мира, ни разу не задался он и другим вопросом, что означает это простое слово «иные», великое множество раз прозвучавшее в его присутствии, прочитанное в книгах, произнесенное им самим. Как будто некая печать вечного запрета лежала на этих вопросах, не только не разрешая ему их сформулировать, но даже не позволяя ощутить их присутствия. Однако в конце концов это случилось. Он пришел в Семь Островов, и запрет пал. И оказалось, что иные – это не какие-то мифические существа, память о которых, пришедшая из древних, «незапамятных» времен, продолжала и теперь тревожить души людей, а реальные из плоти и крови существа, живущие бок о бок с людьми, в войне и мире, ничем принципиально не отличающихся от тех войны и мира, что определяют отношения между самими людьми. Жили, живут… но будет ли так продолжаться вечно? Что если предсказание о Последней Битве правдиво? И почему слово «последний» так часто в последнее время приходит ему на ум?

Последняя Битва, последняя надежда, последняя дорога …

И кто такой он сам, Карл Ругер из Линда, оказавшийся теперь там, где он оказался?

Не тот ли он человек, о котором грезил в незапамятные времена безымянный «прозревающий»? Но что если все так и обстоит? Тогда кто из двух?

Игнатий сказал «маг» и, зная, что Карл лишен магического Дара, предположил, что речь идет не о нем. Однако, похоже, Карл не вовсе лишен такого Дара, ведь он видит сквозь Тьму и может по своему желанию призывать рефлеты…

«Рефлеты», – отметил он, откладывая мелькнувшую вдруг мысль на потом.

Вопрос лишь в том, какова природа этого Дара? И является ли способность к стихийной магии, о которой говорили Виктория и Дебора, исключительно человеческой силой? Ведь и среди иных встречаются маги огромной силы…

Карл подошел к шестигранному столику из полированного вишневого дерева, на котором заботливые и безгласные слуги Великого Мастера оставили серебряные черненые подносы с фруктами, сладостями и кувшинами с вином, и остановился, рассматривая получившийся натюрморт. Ему понравилось сочетание цветов темных поздних вишен с кроваво-красными пятнами сиджерских гранатов и глубокой зеленью северных яблок. Краски осени завораживали, но одновременно и направляли мысль, организуя ее, придавая стройность, отсекая лишнее и несущественное.

«Старый… – напомнил себе Карл. – В пророчестве сказано – старый, но позволительно ли так сказать о Долгоидущем, сколько бы ни было ему лет?»

И тогда единственным надежным признаком оказывался меч иных, входивший составной частью в оба определения.