Светлана Белл - Крылатый лев [СИ]

— Что такое? — испугался я. — Укололась чем-то?

— Лион, посмотри! — прошептала она и протянула руку.

В ворохе пестрых листьев искрилась белая капля — приглядевшись, я увидел, что это блестящий прозрачный камушек на тонкой золотой булавке.

— Лион, камень сверкает, как алмаз!

— Может, алмаз, а может, стекляшка, — пожал плечами я, осторожно взяв в руки крошечную вещицу. — Наверно, это гномье украшение. Твой отец говорил, что гномы — хорошие ювелиры.

— Интересно, кто его потерял?

— Кто потерял, не узнаешь, — сказал я. — Возьми себе.

— Нехорошо, — нахмурилась Вишня. — Это чужое.

— Так все равно же затеряется среди листьев, — резонно заметил я. — Когда придем к гномам, спросишь, чья штучка. Так и разговор завяжется.

— Ты прав! — согласилась Вишня и положила находку в карман плаща.

Мне показалось, что кроны над нашими головами зашелестели, хотя погода стояла безветренная.

Мы отправились дальше, но настроение отчего-то упало. Хуже всего было не то, что мы посеяли карту, — наши наручные часы, словно сговорившись, остановились. Думалось, что до ночи времени еще вагон, но сумерки обрушились мгновенно — точно на лес накинули черный шерстяной платок.

Деревья, похожие на фонари, вспыхнули зловещим фосфорным светом. Где-то пронзительно и горько зарыдала ночная птица. То и дело мелькали крупные, как воробьи, бабочки, и узоры на их крыльях вспыхивали загадочными и жуткими картинками: гладкими черепушками, узкими драконьими глазами, квадратными очками, ладонями с узловатыми пальцами.

Чувствуя, как подкатывает липкий страх, я разозлился на себя и, отломив от куста прут, принялся отмахиваться от назойливых гигантских насекомых. Откуда они только взялись? Осень же, пора бы в спячку! Пошуршав спичками, я смастерил факел. В свете огня лицо Вишни казалось очень бледным, а темные глаза — огромными, и мне вновь стало страшно. Не за себя — за нее.

— Не бойся, — как можно уверенней сказал я. — Эти твари только выглядят мерзко, а на самом деле безопасные. Смотри, они же не кусают нас. Пусть себе летают.

— Лион, вот бабочек я как раз не боюсь, — прошептала Вишня.

— Вот и отлично! — заявил я. — Тогда мы пойдем дальше. Хорошо, что деревья светят, как фонари. Волки и шакалы опасаются любого света. Да их почти нет в сухом логе.

— Я не хочу тебя огорчать, но мне кажется… — осторожно начала Вишня. — То есть я даже уверена…

— В чем?

— В том, что это не сухой лог!

— Почему? Земля вполне сухая.

— Лион, в сухом логе не водятся такие бабочки! — голос Вишни сорвался. — Или ты не читал учебник?

— Слушай, хватит! — разозлился я. — Мой отец говорит про уроки, твой — тоже, давай еще ты будешь.

— Да ничего я не буду! — обиделась Вишня. — Ты просто подумай! Как называются такие бабочки?

— Не помню… Болотницы вроде, — буркнул я, размахивая факелом. Ужасных бабочек становилось все больше, они гудели возле нас черным роем, вспыхивали странные картинки — одна противней другой: челюсть с неровным рядом зубов, оскалившаяся крыса и даже пухлый распахнутый кошелек. Крылья бабочки резво хлопали, и казалось, что чудовищный кошелек или защемит руку, или откусит голову.

Я с хрустом отломил новую ветку и сунул ее Вишне.

— Держи, пригодится. Знаешь, иногда не науки нужны, а просто палка. Чтобы махать.

— А еще голова. Чтобы думать! — в голосе Вишни было столько возмущения, что мне показалось, что она сейчас треснет веткой мне по затылку — я даже отстранился. — Лион, это бабочки-болотницы! Они живут возле болота! Около болота, понимаешь? А в сухом логе нет болот. Мы попали в лес-чертополох, поздравляю!

— Не паникуй, разберемся, — как можно уверенней сказал я.

— Разберемся? — ахнула Вишня. — Некогда! Надо возвращаться назад, и побыстрее!

Вишня была права — если мы забрели в лес-чертополох, нужно бежать сломя голову. Ведь здесь водятся болотища — опасные и жестокие твари, о которых я наслышан с детства.

По лесу распространился едва уловимый затхлый запах. С каждой минутой он сгущался, проникал в нос и в горло, то и дело вызывая неутолимый кашель. Отец говорил, что возле болот стоит отвратительная вонь, и я понял, что он не преувеличивал. Откуда-то несло протухшей половой тряпкой и подгнившими помидорами. Мерзких мотыльков становилось все больше, они носились возле нас, как кометы, звонко хлопали уродливыми крыльями с фосфорными картинками, и от каждого нового хлопка заходилось сердце.

Я размахивал веткой, точно мечом кавалериста, — настоящий меч так и висел на поясе. Гадкие бабочки разлетались россыпью длинных смазанных огоньков.

— Вишня, не бойся. Выберемся как-нибудь.

Мне никто не ответил.

— Что молчишь? — я вновь вскинул и раскрутил гибкую ветку, от чего бабочки в панике разлетелись, шумно хлопая крыльями. — Ничего, продержимся! Главное — переждать ночь. И вообще…

Я оглянулся — и вскрикнул. Зашвырнул в траву бесполезную ветку, выхватил меч. Я увидел то, что иногда, в плохом настроении, рисовал черными и зелеными карандашами, вспоминая небогатые на подробности отцовские рассказы. Про болотную нечисть он говорил, зацепи змею за хвост, довольно часто, и я сразу понял, что это она… или оно?

Крупное, выше взрослого человека, усыпанное бородавками чудище качало, как маятником, увесистой жабьей башкой. Оно разевало кривую, словно наспех разрезанную ножом, пасть, полную мелких острых зубов и мигало бесчисленными глазами-точками. Бурый, в пятнах, уродец — телом то ли жаба, то ли жук, то ли выброшенная на берег рыбина — крепко стоял на двух перепончатых лапах, длинных, точно ходули, а мохнатыми щупальцами, как скрюченными руками, сжимал горло бьющейся, извивающейся Вишне.

Бесчисленные глаза монстра глядели во все стороны бессмысленно, стеклянно и тупо, но хищная пасть разевалась все шире, и оттуда выскакивало острое раздвоенное жало. В бессильной панике металась несчастная облачная Белка.

И я подумал…

…Нет, ни о чем я тогда не подумал. Я даже не вспомнил, что прошлой ночью Вишня так же оказалась в лапах Колдуна, — некогда было проводить параллели. Издав бешеный боевой клич (на самом деле вопль ужаса), я выставил вперед меч и ринулся на чудовище.

Болотище было выше, крепче, сильнее меня, но я готов был биться с ним до конца, рубить клинком и рвать голыми руками. Чудище проворно отклонилось от нелепого взмаха, но ослабило хватку, — Вишня упала на траву, хрипя отползла в сторону.

Но радоваться было рано — монстр дотянул щупальца до моего плаща, зацепил, поволок к себе по колючкам. Я понял: если болотище прижмет меня к земле, все будет кончено. Пытаясь садануть по мохнатым лапам, я промахнулся, — несмотря на габариты, чудовище оказалось ловким. Погибнуть в жирном пупырчатом брюхе мне вовсе не улыбалось, и я вскинул клинок… «Бей болотище по зубам!» — в воспаленной памяти всплыло давнее отцовское наставление.