Вероника Батхен - Сказки старого зоопарка [СИ]

Оставалось самое сложное — убедить сына, что никто ни при каких обстоятельствах не должен видеть волчьего облика. День за днем Рувим Есич объяснял мальчику — если показать людям звериную натуру, то застрелят или утащат в приют для бродячих собак. Или — того хуже — запрут в клетку до скончания дней. Спонтанному преображению способствовали приступы гнева и ярости, к коим Зеев бывал склонен. Но разум оказался сильнее.

Наблюдая за сыном, сестра иногда шептала Рувиму Есичу, что сынок словно бы уродился в прадедову родню — династию уездных врачей. И правда невесть откуда у ребенка прорезались острый ум, наблюдательность, чуткий слух и огромная память. Правда скрипку, что купила сестра, волчонок возненавидел и однажды сгрыз в щепки. Зато в учебе проблема возникла только одна — Зеев скакал через класс, вбирая знания точно губка. После того, как над верхней губой мальчишки зачернели первые усики, он перестал расти быстрей сверстников. Но учился все так же истово — книги заменили ему и развлечения и друзей.

Любовь к приемным родителям мальчик показывал редко — подойдет, прижмется горячим лбом на мгновение и снова читать. Или бегать — гоняться по старому парку в любую погоду, мерить ногами утоптанные дорожки ему тоже до крайности нравилось. Рувим Есич подозревал, что вдали от людей сын все-таки преображается и носится дикарем между кленов, но ходить следом и изучать следы не стал — доверие мальчика показалось важнее. Он следил за другим — не появятся ли вдруг на одежде следы крови, не начнет ли подросток рычать и огрызаться на ближних. Думать о мерах, которые придется предпринять, если хищная натура все-таки возьмет верх, Рувим Есичу не хотелось.

Десятилетний волчонок прекрасно окончил школу. В армию его не взяли по причине врожденного дальтонизма. Директриса умоляла отличника поступать в МГУ, Рувим Есич обещал позвонить профессору из мединститута, но Зеев проявил ослиное упрямство, пренебрег и слезами приемной матери. Наилучшим местом для применения огромных способностей мальчик счел заурядный ветеринарный техникум — даже не институт. И со смаком вгрызся в занятия, словно пес в мозговую кость. С одинаковой ловкостью он вскрывал нагноившиеся копыта племенным жеребцам, возился с маститными коровами и авитаминозными кроликами, собирал по кусочкам сломанные лапы собак и неделями мазал йодом болячки лишайным кошкам. Звери боялись его, дрожали и вскидывались, но подчинялись беспрекословно.

С дипломом в руках Зеев явился назад в зоопарк. Свой ветеринар там конечно же был, толстенькая, говорливая и добросердечная Фатима Абделькаримовна. Она неплохо принимала роды, штопала раны, накладывала шины, вливала в пасти рвотное, снотворное и слабительное. На этом ее таланты заканчивались. Какая операционная? Какая капельница слону? Какое кесарево тигрице? Как, простите, лечить перелом ноги у жирафа — вы хоть представляете давление на кость, молодой человек?! Зеев представлял, точнее нюхом чуял, что у зверя болит и как это править. К гипсу, антибиотикам и стрептоциду он добавил дары лесов и полей, самолично собирал травки, толок порошки, составлял микстуры и зелья. Он оказался внимателен, терпелив, чуток и добр к страдающему зверью. И творил чудеса, ставя на ноги безнадежных больных. Служители втихомолку называли молодого диковатого ветеринара «Доктором Айболитом». Но в лицо шутку не повторяли — Зеев умел вызвать уважение у людей.

Когда лев Тамерлан заразился кошачьей чумой и бился о прутья клетки рыча и хрипя от боли, никто не решался войти к нему, чтобы дать лекарства. Слишком страшен был хрипящий окровавленный зверь. Фатима Абделькаримовна посоветовала директору усыпить льва, но у Зеева оказалось другое мнение. Он спокойно распахнул дверь, спокойно сделал Тамерлану положенные уколы, влил в оскаленный рот теплый бульон, приложил к вздутому животу грелку и оставался рядом со хищником до тех пор, пока бедняге не стало легче. Мало кто из служителей мог похвастаться таким мужеством.

Предусмотрительный Рувим Есич слегка тревожился из-за новой работы мальчика. Его родная мать Ракша давно умерла, и однопометники сына тоже отдали богу души — волчий век куда короче людского. Только кровь не водица — а ну как игранет в неподходящий момент?

На какое-то время руководителю кружка юннатов помстилось, что повод для беспокойства и вправду есть. Волчьи вольеры притягивали ветеринара. Он часами сидел на корточках, наблюдая за возней серой братии, потом повадился заходить за решетку — разговаривать, гладить, играться с малышней и переглядываться с вожаком зоопарковой стаи, матерым самцом Карагачем. О чем парень беседовали с волками — бог весть.

Однажды Зеев не вернулся домой ночевать и наотрез отказался объясняться с родителями. Никто ничего не видел, но на засове клетки с русскими соболями оказались следы крови, и дорожка из капель тянулась до самых ворот. В другой раз бывший сторож Гаврюша, уволенный за хамство и решивший в отместку пошарить ночью на складе, поседел в одночасье и еще долго сшибал на пиво в городских забегаловках, рассказывая, как в зоопарке на него набросился волк — злой-презлой. И наконец в январе из вольера пропала молодая волчица — дикарка, привезенная осенью из Сибири, и так и не привыкшая к неволе. После этого Зеев перестал ходить к серым родичам — как отрезало. Ненадолго парень сделался чуть грустнее, но печаль скоро прошла.

К изумлению Рувим Есича сын зачастил в юннатский кружок — разговорчивей он не стал, но охотно показывал мальчишкам и девчонкам, как обрабатывать раны, давать лекарства и убеждать зверье принять помощь. Дети ходили хвостиком за ветеринаром, ловили каждое слово и соревновались наперебой — кто ловчей вытащит клеща у собаки или занозу у медвежонка.

Вскоре сделалась явной и причина интереса — десятиклассница Оленька, длиннокосая, большегрудая, молчаливая и застенчивая девица. Красотой она не выделялась, популярностью не пользовалась, но была в ней какая-то прелесть, девическая наивность, неопределенная сладкая доброта. «Хорошая девочка» сказала сестра, узнав. Очарованный Зеев ходил вокруг Оленьки словно волк вокруг овечьего стада. Огрызался на парней-сверстников, провожал до дому, познакомился с мамой и всеми способами демонстрировал серьезность намерений. В день ее восемнадцатилетия молодые подали заявление в ЗАГС и вскоре расписались без особого шума. Вместо свадьбы родители скинулись на кооператив в новом доме и Зеев съехал из дома. Книг он с собой не взял.

Спустя два месяца Оленька на ушко шепнула свекрови, что вскоре та станет бабушкой. От подобной неосторожности у Рувим Есича встали дыбом остатки волос на плеши. Он призвал сына — оказалось, что Оленька ничего не знает о волчьей сущности отца своего ребенка. И не о чем тут болтать! «Шум и срам» пробормотал Рувим Есич, воздевая ладони к небу. Дай бог, чтобы обошлось.