Сергей Барк - Дракон. Тихий Омут [СИ]

Отодрав присохшую материю и поморщившись, я почувствовал, как на лбу выступил пот, то ли от томившей меня лихорадки, то ли от нехорошего предчувствия.

Крепче сжав свечу, я поднялся и заглянул в зеркало.

По левой щеке тянулись две глубокие рытвины, почти доходящие до рта. Еще одна борозда раскрошила бровь, едва не затронув глаз. Сейчас я почти ничего им не видел из-за внушительного отека. Но когда я повернулся боком, мне пришлось задышать глубже и попытаться сдержать вмиг подступившие слезы.

Уха не было, лишь огромная, размером с ладонь, запёкшаяся пробка крови, закрывавшая то место, где раньше находилось небольшое симпатичное ушко, торчащее сквозь лохматившуюся шапку волос. Сами волосы в этом месте были неосторожно срезаны. Должно быть, знахарь постарался.

Итог вполне однозначный — я стал уродом.

Хваленая регенерация, свойственная нашему виду, безусловно справится с ущербом. Раны на щеке и лбу зарастут довольно быстро. Думаю, и слух вернётся через пару лун, но природному исцелению недоступно понимания красоты. Я снова буду цел и дееспособен. Вот только рваные шрамы от зубов навсегда украсят мое лицо, а вместо уха, наверное, останется одна дырка.

Я все же не удержался и всхлипнул тихонечко, снова усаживаясь на пол. Сил не осталось. Откинувшись на запертые двери, я беззвучно заплакал, позволив слезам беспрепятственно стекать вниз.

Моим мечтам о Верне, да и вообще об альфе, не суждено было осуществиться. Разве я этого не знал? Пусть я и не ожидал такого поворота, но исход оставался все тем же, разве что став немного беспросветней и гаже. Теперь ни о каких воздыхателях и речи не шло. Все, на что я мог рассчитывать, это случайный секс на чью-то пьяную голову или ярлык уродливого девственника до конца своих дней.

Лучшему альфе по закону жизни достался прекрасный омега.

Верн наверняка оценил, как яростно Нурис смел со своего пути соперников, ведь он покрыл омегу, как положено, несмотря на то, что какому-то жалкому в своих потугах волчонку оторвали ухо…

Решение пришло неожиданно, и я не видел ни единой причины не поступить так, как просила израненная душа.

Собрав кое-какую одежду, утащив немного вяленого мяса и прошлогодних яблок из погреба, я закинул котомку на плечо, собираясь покинуть окрестности Омута навсегда. Оставалось только бесшумно выбраться наружу.

Снимать огромный крюк с петли, служивший запором, я не стал. Он слишком тяжелый и старый, чтобы отвориться, не издавая противного скрежета. Лучше всего было улизнуть через собственную комнату. Она располагалась прямо на первом этаже, выходя единственным окном в сад.

Так я и поступил. Вернулся к себе и, перекинув ногу, выпал наружу…

— Ой, — испугался я, понимая, что свалился на что-то большое и мягкое.

— Привет, — отозвался голос, от которого так любило заходиться сердце в груди.

Удивленно вытаращившись на Верна, я открыл рот — и тут же вспомнил, что решил не надевать повязку. Никаких воспалений у нас не бывает, потому и нужда в тряпице отпала сама собой.

— Не смотри! — прорычал я ему в лицо, потому что мы так и застыли в кустах разросшейся сирени. Причем я даже не обратил внимания, что бессовестно расселся на чужих бедрах.

Ни одна черточка на его лице не дрогнула.

— Дай посмотрю.

— Ты меня не слышал? — огрызнулся я, перейдя на ты от досады и злости.

Пути отрезаны, так что больше я не собирался слушаться этого вожака. Я твердо решил покинуть стаю навсегда. У него своя жизнь, у меня своей нет, и точка.

Одной рукой он перехватил оба мои запястья и убрал их в сторону, другой наклонил мою голову так, чтобы ему была видна отвратительная рана. Луна сияла высоко, и сегодня не собиралась мне подыгрывать, полностью разоблачая мой страшный секрет. Как я ни рычал и ни вырывался, ничего не помогало.

Носом я уткнулся прямо в чужую грудь, с горечью вдохнув тяжелый мускус с примесью хвои и сильным запахом омеги.

Я затих, впервые находясь так близко к вожаку, и желая навсегда запомнить этот момент, этот аромат, пусть и оскверненный невидимым присутствием другого омеги. Больше я никогда не смогу приблизиться к Верну, зная, что не увижу ничего, кроме отвращения, на мужественном лице.

Тяжелый вздох запустил неизбежность.

— Отпусти. Я уйду, — сдерживая слезы из последних сил, потребовал я, все еще не в силах отпрянуть от сильной груди.

— Куда?

— Туда, откуда пришел. Здесь мне не место.

— Почему? — спокойно спросил меня Верн.

Я впился взглядом в его лицо, не веря, что он спрашивает об этом всерьез.

— Разве не ясно?

— Не совсем, — уперся упрямый волк.

— Не знал, что у оборотней могут быть проблемы со зрением, — не удержался я от грубости, невежливо напомнив, что он только что лично рассматривал причину.

Верн нехорошо нахмурился:

— А у некоторых с головой. Я же сказал тебе найти кого помоложе. Зачем ты выперся в круг? — кипятился он. — Еще молоко на губах не обсохло, а туда же.

От жестоких слов слезы подступили к глазам.

— Больше я не стану раздражать тебя своим присутствием. Отпусти, — я попытался встать, но альфа с легкостью удержал меня на месте.

— Нет. Натворил ты уже дел. Хватит. Полезай обратно.

— Кто ты такой, чтобы мне указывать? — глядел я исподлобья. — Я сказал, что ухожу. Ты мне больше не вожак.

— Говорю, обратно полезай, пока я тебя не отшлепал.

Снова это понукание, будто я ребенок.

— Нет, — рыкнул я в суровое лицо и впился в его пальцы, стараясь оторвать от себя.

— Что за непослушное дитя, — покачал головой Верн… и ловко уложил меня на живот поперек собственных ног.

— Отпусти меня! — шипя и барахтаясь, я не мог кричать громче, боясь, что разбужу названых родителей.

Верн прижал меня рукой, другой стащил штаны, оголяя ягодицы. Смутиться я не успел, сзади прилетел ощутимый шлепок.

Я дернулся, впился когтями в чужое бедро, но Верн словно и не заметил. Звонкие шлепки раздавались в ночной тиши. Не смея пикнуть, я сцепил зубы, пока горячие слезы обиды текли по щекам. Наконец он закончил с наказанием и натянул мои штаны на место.

Вожак позволил мне сесть, но его огромная ручища сжала запястье, не давая отпрянуть.

— Полезай обратно. — Я упрямо замотал головой. — Джайс, лезь в окно и ложись спать.

— Не полезу, — прогундосил я. От слез распух нос.

— Если не полезешь, то я сейчас пойду к Нурису, — кипятился Верн.

— Мне какое дело, — тише откликнулся я, подернув плечом.

— Ну если никакого, то я пошел. — И в подтверждение своих слов, он закопошился, поднимаясь.

— Стой! — вцепился я в его штаны. — А если полезу, не пойдешь?

— Если вернешься домой, не пойду.

Все еще пряча взгляд, я встал и отряхнулся. Как ни в чем не бывало, закинул котомку на плечо и полез назад в дом.