Сергей Барк - Дракон. Тихий Омут [СИ]

Мы перекинулись одновременно.

Светлые, с темной радужкой глаза впились в меня, гипнотизируя. Хвост Нуриса слегка подрагивал, выказывая крайнюю степень напряжения. Он чуть дернулся, и меня снесло в сторону на шаг. Однако нападать Нурис не торопился, решив проверить мою реакцию, и я выдал себя с головой. Скорость и изворотливость были единственными моими преимуществами. Так что здесь мы с ним будем на равных.

Плавно переставляя лапы, он двинулся по кругу, обходя меня стороной. Я последовал его примеру, держась параллельно и не приближаясь. Он выжидал. Я тоже.

Нападать первым я не видел смысла. Врасплох мне его не застать. Если же он втянет меня в затяжной вялотекущий бой, роль атакующего быстрее высосет из меня энергию, и он увидит все, на что я способен. Если же нападет он, я смогу оценить степень опасности лучше и, возможно, найти уязвимые точки. Однако я рискую не справиться и подставить горло раньше, чем соображу, как одолеть его.

Размышлять более мне не позволили. Нурис ускорился, пытаясь поймать меня зубами за хвост.

Спугнув, он заставил развернуться к себе мордой. Мы накидывались поочередно, стараясь продавить защиту, но не растрачивая силы понапрасну. Продолжая опасный танец, скользивший на острие ножа, мне случайно удалось вырвать клок меха из ухоженной шкуры. Нурис огрызнулся, свирепея, и тут же накинулся, стремясь придавить меня к земле.

Я чувствовал, что игра его раздражает. Ведь я был младше и гораздо меньше по размерам, а ему приходилось тратить на меня время. Наваливаясь раз за разом, он бил передними лапами в грудь, бока, голову. Он не закрывал пасть, выжидая момента использовать острые клыки на моей шкуре.

Уворачиваясь от нападений, я будто выскальзывал из-под прямых атак, уклонялся и выкручивался в последний миг, тоже стараясь тяпнуть за хвост или лапу.

Напряжение между нами росло. Нурис злился сильнее, рыча все кровожаднее.

Эмоции подводили его — волку никак не удавалось справиться с собственным раздражением. Он раскрылся справа слишком сильно и я, не теряя возможности, накинулся, стремясь ухватить его за холку.

От боли оборотень взвыл и отчаянно рванулся, оставляя в моей пасти новый клочок меха. Я на миг растерялся, припав на передние лапы. Чужая челюсть сомкнулась на моей голове, прямо на левом ухе. Зубы прокусили тонкий покров, врезавшись в кость.

Я заскулил и попытался вырваться из захвата.

Плотно сомкнув глаза, я продолжал трусить головой, стараясь уйти от зубов, пока давление челюстей все нарастало. Я мог бы остановиться и признать поражение. Но в меня словно вселился безумный омега-волк, желающий получить своё любой ценой.

Вокруг раздавался вой, но я отчаянно продолжал сопротивляться, чувствуя запах горячей крови, стекавшей вдоль морды. Еще один рывок.

Еще больнее прошила молния затуманенный пылом схватки мозг. Запах соли и ржавчины становился удушающим.

В ушах стоял злобный хрип, словно Нурис не желал делиться добычей. Меня прибило к земле, я повалился с лап, больше не в состоянии держаться ровно и продолжал отчаянно биться в пыли.

Рывок.

Еще один.

Адская боль прошивает все тело, дыхание сперто, кровь залила нос.

Я проиграл Верна.

Когда я очнулся, сквозь настежь распахнутое окно бил дневной свет. В единственный приоткрывшийся глаз ударило с такой силой, будто меня оставили у реки посреди июльского пекла. Удивительно, но и жар был не менее убедительным поводом увериться в странной догадке. С меня буквально стекало градом. Шкура подо мной совсем промокла, хотелось отползти куда-нибудь на сухое.

Но прежде всего следовало подняться.

При первой попытке привстать, опершись на локти, я почувствовал слабость и головокружение. Тело словно ватное, ноги и вовсе бесполезные костыли. Голова раскалывается от боли. Я завалился обратно, стараясь отдышаться и желая, чтобы боль и тошнота прекратились.

Через несколько минут мне действительно полегчало.

Пока я приходил в себя, мне не повезло припомнить последние события: Вторую луну, шикарного Верна на шкурах, Нуриса, соблазнительно выгибающегося под всеобщие вздохи и вой, схватку, запах крови и… собственный проигрыш.

Больше подниматься не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Я был готов пролежать в углу на мокрых от пота шкурах оставшуюся жизнь или… поскорее сдохнуть.

— Проснулся? — в комнату заглянул Мирус, омега моей новой семьи. — А мы уже заволновались. Второй день спишь.

Он принес мне воды и, опустившись на колени, помог поднять голову. Сделав с усилием три глотка, я откинулся на постилку.

— Что со мной?

— Нурис перестарался, — недовольно отозвался он, убрав с моего лба волосы. — Вцепился в тебя как бешеный пес. Насилу оттащили.

— Зачем повязки?

Пауза длилась немного дольше, чем следовало.

— Ухо тебе отгрыз, — наконец шумно выдохнул пожилой омега. Одним глазом я смотрел на его печальное лицо, изъеденное множеством мелких морщинок.

— Очень страшно?

— Нет! Нет, что ты. Просто заживать долго будет. Ну и волосы тебе по-другому зачешем. Отрастёт немножко, и совсем незаметно будет. Нурис просто идиот. Вожак его сурово наказал — двадцать плетей.

Всплеск неожиданно угас и Мирус затих.

— А…, а Верн выполнил, что должен?

Ранее я бы засмущался задавать такой вопрос, но витавший запах беды, цепляющей кончики когтей, придавало смелости. К тому же, Мирус прекрасно знал о том, что я неровно дышу к вожаку, так что таиться не было нужды. Хотя после моего выхода в круг это поняли все.

Мирус поджал губы и осуждающе на меня посмотрел:

— Да пусть катится этот Верн ко всем псам. И чего ты в нем нашел? Ну альфа, ну вожак… вокруг полно достойных волков, и ты вниманием не обделен… — он споткнулся, его взгляд забегал.

— Значит, все-таки страшно, — правильно понял я его молчание. Видимо, настойчивого внимания мне больше ожидать не придется. — Так он сделал, что должен был?

Мне во что бы то не стало, нужно услышать ответ, даже если я в нем нисколько не сомневался.

— Да, — сухо отозвался Мирус, взял чашу и вышел.

Ночью, дождавшись, когда все уснут, я сполз со смененных шкур и медленно, стараясь не издавать шороха, прокрался в сени. Заранее стащив из кухоньки огарок свечи, поджег ее от уголька, раздобытого в тлеющем очаге и, добравшись до небольшого овального зеркала, замер.

Опустив огонек на пол, я присел и принялся осторожно разматывать повязки. На это ушло некоторое время. Сидя на студёном полу, я откладывал их в сторону одну за одной, пока наконец не добрался до тех, что прикрывали рану. Судя по ощущениям — меня будто припалили раскаленной кочергой, — рана была не маленькая.