Сергей Барк - Серый [СИ]

Попасть мог любой. Одинокий альфа вызывал подозрение, одинокий омега — интерес, оканчивающийся в лучшем случае приставаниями. Чаще омег без присмотра насиловали, иногда калечили и убивали. Семьи и те, кому была дорога шкура, прятались по домам до темна. Когда-то шумные парки и площади опустели. Люди ходили на работу, в больницы, школы и другие общественные учреждения. В остальное время не показывались, стараясь не попадаться на глаза. Но и в собственных домах больше никто не был в безопасности.

Чтобы вынести любые двери, больше не требовался ордер. Тираты начали с того, что стали подкидывать наркоту и оружие, а после, если человек хотел избежать проблем, то должен был откупиться, вещами или деньгами. Иногда телом омеги. Те, как правило, не сопротивлялись, опасаясь за близких, особенно детей. Что тиратам стоило арестовать, или поджечь дом, в конце концов пристрелить?

Тираты представляли закон, а сами были вне его. Власти же окончательно утратили контроль над ведомством. Удовлетворив однажды просьбу министерства правопорядка на невиданные полномочия под предлогом защиты граждан от таких, как Дитер, тираты получили вседозволенность, обоснованную буквой закона. К власти пришёл министр, возглавивший Тиратию самолично в годы восстаний.

Жизнь превратилась в ад.

Об этом и многом другом рассказывал Цорм. Дитер медленно курил сигарету за сигаретой, ни разу не поменяв положения. Он сидел чуть наваливаясь на стол, ноги его были широко расставлены, мощная спина расслаблена. Я смотрел, как его короткие волосы — точно такие же, как в момент суда — чуть шевелит ветер.

Дитер спросил:

— Где Иво?

Я застыл. Посмотрел на Цорма.

Альфе не удалось скрыть нервное напряжение, с которым он проглотил ком в горле. Он покосился в сторону и заговорил с усилием:

— Его нет, Дитер. Умер четыре года назад. Наркотики чёртовы.

Цорм посмотрел на Дитера — я не мог видеть его лица, всё ещё оставаясь за спиной. И не был уверен, что хочу видеть. Кажется, то, что разглядел альфа, ему не слишком понравилось, и он быстро продолжил:

— По малолетке, знаешь, как это бывает, подсел. Нюхать начал, да я не знал. Когда шприцы дома нашёл, ясный-красный, выпорол и сказал, чтобы больше этой дряни не было. Но он хоть бы что. Ты, мол, мне не отец и не брат, вопил, дурак, — Цорм снова наклонился к столу, тяжело выдохнув: — Я и запирал его, и наручниками к батарее пристёгивал, а он только злился и огрызался. Достал ключи где-то, дозу, и разом в себя загнал. Когда я… — Цорм закашлялся, поддавшись дымом, — когда нашёл, всё было кончено.

В комнате повисла тишина. День перевалил за большую половину; вечно скрытое тучами солнце не приносило свет. Застыв где-то высоко над сплошным потолочным перекрытием амбара, оно выпустило на волю длинные серо-чёрные тени. Тени расползались вокруг всё дальше, касаясь своими грязными конечностями каждой вещи, каждого человека, заключённого в эти убогие стены.

— Отец? — прозвучал голос Дитера, заставив меня вздрогнуть.

— Убит тиратами во время восстания, — качнув головой ответил Цорм, уже не глядя на альфу. — Тогда же полегла ещё половина наших. Кроме тех, кого ты видишь здесь, есть ещё два десятка. Вот и всё, Дитер.

От когда-то могучей банды Дитера Прайда, державшей город в повиновении, осталась жалкая горсть стариков и новичков, которые едва ли нюхали порох. От семьи Дитера не осталось ничего.

— Какого хуя я растил пролежни в вонючей тюрьме целую вечность? — спросил он так же тихо и спокойно, как разговаривал до этого, но не осталось никого в этой комнате, у кого бы на затылке волосы дыбом не встали.

Дитер выпустил дым.

— Думаешь, вытащить было тебя так просто? — Цорм выглядел обиженным. — Мы поначалу надеялись на адвокатишку, воюя с остальными, место твоё многие поторопились занять, а когда кинулись — тираты у власти, ты в тюрьме строгого режима. Решили ждать, стряпчий этот — язык помело — клялся и божился, что вытащит тебя. Это было во второй раз подачи документов. Понеслись восстания, и он как в воду, мразь, канул. Я-то нашел его после, да похоронил, как полагается. Всё равно толку с него, как с козла молока. Но только делу это не помогло. Нашёл другого белого воротничка, но и от него пользы было ноль. Искали возможности, хотели даже копать, но нас оставалось всё меньше, а тираты плодятся, как кошки весной… — без умолку тарабанил оправдания Цорм, пока наконец фонтан не иссяк.

— Так, — откинулся на спинку стула Дитер, — как же всё-таки вытащили?

— Вон, — кивнул альфа на меня. — Он и придумал всё.

Дитер не обернулся.

— Сам пришёл к нам полгода назад. Сказал, что знает, как тебя освободить, и обещал, что всё устроит, если мы возьмём его в банду. Мы отметелили его пару раз, думали, больной совсем. Но он возвращался снова и снова. Оказалось, не шутил.

Дитер махнул одному из альф и тот оставил стул. Особого приглашения мне не требовалось, я прошёл ближе и сел напротив.

— На хрена такому червяку банда?

Дитер сидел спиной к окну, его лицо скрывала тень. Глаза, устремлённые прямо на меня, было не разглядеть. Я выпрямился в напряжении, глядя на альфу и молясь, чтобы пережить этот день.

— Червяк сумел вытащить тебя из тюряги, где ты бы продолжал гнить и дальше. А банда твоя давно прах.

— Ах, ты!.. — возмутился Цорм, подскочив как ужаленный.

Двое оставшихся альф поднялись следом. Беты — водитель и носильщик — остались на месте.

Дитер остановил их, подав знак рукой.

— И зачем же такому гению бесполезная кучка бандитов?

Я сглотнул.

— С тиратами пора кончать.

Дитер достал из пачки новую сигарету. Взял со стола спички. Огонь вспыхнул перед его лицом, обнажив на мгновенье пронизывающий взгляд. Глубоко затянулся и выдохнул мне в лицо.

Я закашлялся.

— Справедливость? Ты не по адресу. Каков твой личный интерес? — Альфа снова поднёс сигарету к губам. — У тебя последняя попытка. После я сверну тебе шею.

Кровь стучала в ушах оглушительно, но я прекрасно понял, что Дитер не шутит. Я не мог врать.

— Они… они забрали у меня тех, кто был дорог. Я хочу поквитаться, — губы высохли от напряжения.

В тишине я видел обрубок тлеющей сигареты. Он был похож на кусок моего пальца. И это было всё, что от меня осталось.

Окурок раздавили о покорёженную банку.

— Добро пожаловать, червяк, — произнёс наконец Дитер. — Вали, помойся. От тебя воняет блевотиной.

Вот и всё, что сказал мне человек, которому я добыл свободу.

Я поднялся и отошёл в сторону. Где искать воду я не знал, да это было и неважно. Я хотел выйти на воздух. Двор для этого подходил. Оставляя свою новую «семейку», я слушал, как Дитер знакомился с остальными. Имена, кое-что из жизни. Интересовался теми, кого не было…