Сергей Барк - Поймай судьбу за хвост! [СИ]

Тагир подчинился не проронив ни слова, пристроившись поперек моих ног животом вниз.

Я перехватил хвост правой лапой и прижал его к спине, собираясь удерживать ладонью котенка — не уверен, что он выдержит тяжесть наказания и не попытается сбежать.

С высоты моего роста он казался таким маленьким и хрупким. Сквозь бледно-серую кожу поясницы просвечивались тонкие паутинки вен…

Нет, я не позволю жалости испортить урок. Если не накажу сейчас, момент будет упущен, и потом винить будет некого, кроме себя самого.

Замахнувшись, я стеганул черной кожаной полоской по худым ягодицам, задевая дырочку. Котенка подбросило, он резко мяукнул, захрипел, захлебнувшись дыханием, и принялся тихонько шипеть, прислушиваясь к каждому моему движению. Если бы не моя лапа, он слетел бы с коленей.

Его затрусило. На коже проступал яркий бархатно-розовый след.

Я ударил еще раз, позволяя ремню плотно огреть тощий зад. Котенок утробно заурчал, и я ощутил, как кончики коготков выступили из подушечек, протыкая мои штаны насквозь и небольно пронизывая мех.

Новый удар звучно шлепнул по коже. Чужая спина выгнулась, он попытался выскользнуть из-под давившей сверху лапы, но сил не хватало, по сравнению со мной он был беспомощной крохой… Крохой, что не умеет себя вести, крохой что не стесняется лгать в лицо, — напомнил я собственному сочувствию, задвигая его подальше.

Следующий удар лег поверх предыдущих. Задница моего подопечного отчаянно пылала, налившись кровью. Дырка и вовсе покраснела, выпятив края. Его когти врезались под кожу, но я терпел, понимая, что котенок не может контролировать собственные реакции. Уши подрагивали, хвост изогнулся загогулиной в моей хватке.

— Будешь еще врать?

Котенок не шевелился, застыв сжатой пружиной. Я ждал.

Наконец, он отрицательно помотал головой. В комнате что-то капнуло. На пол падали слезы.

Отложив ремень, я перехватил его под мышки. Поднял, а затем, взяв на руки, как тогда в приюте, прижал скелетик в тонкой рубашке к себе. Расставил колени пошире, чтобы отбитая попа провисла в дыру, не касаясь воспаленной кожей ног. Заслуженно отбитая — я еще раз напомнил себе, что наказание получено за дело, стараясь игнорировать неприятное чувство, пришедшее на смену испарившейся злобе.

Его опухшие от слез глаза прятались от моего взгляда. Тагир всхлипывал и упорно отворачивался. Влага все продолжала стекать по щекам, не желая униматься. Он барахтался и пытался схватить ртом воздух.

Я прижал его сильнее, чувствуя отвратительную тяжесть внутри. Тагир уткнулся мордочкой в мою грудь и, ощутимо вздрогнув, разрыдался.

Выплакавшись, котенок погрузился в неспокойный сон, вздрагивая и мурлыча. Я осторожно уложил его на живот и отправился за льдом. В морозилке отыскалось требуемое и, захватив полотенце, я вернулся к «пострадавшему». Расстелил тряпку поверх ягодиц, осторожно уложил кубики в целлофановом пакете на раскрасневшееся место. Таги закурлыкал.

— Тише, тише.

За окном стояла непроглядная стена дождя, убивая на корню всякое желание идти куда-то. Планов на сегодня не было, и, благодаря насыщенному неприятными событиями дню, не предвидилось. Оглядев своего лгунишку, я забрался к нему на кровать и вытянулся рядом, поглаживая по спине и успокаивая.

— Врет… она все врет… Старший… врет… пожалуйста… пожалуйста, — не переставал сбивчиво шептать он в полузабытьи.

Как же сильно он верит в собственную ложь, если она ему чудится даже во сне?

Тагир.

Шум дождя убаюкивал ровным шорохом и мерным постукиванием капель по отливу. Ровные струи, опустившие завесу на город, смывали все проблемы и заботы, смывали весь мир на несколько часов, заставляя жизнь замедлить неукротимый бег. Коты стремились спрятаться от вездесущей влаги, боясь замочить мех, напитав ухоженные шубы противной влагой. В сезон дождей все становились слегка апатичными и вялыми, пользуясь каждой возможностью свернуться калачиком и уснуть, пока не кончился дождь…

Я очень люблю дождь. Порою мне кажется, что пока вода падает с благословенных небес, мир очищается от злобы и жестокости, от лицемерия, фальши и обмана, освобождая каждый уголок от грязи, рожденной нечистыми помыслами, давая живущим новый шанс.

Жаль, что все это не боле чем мое воображение и вранье Лариты не исчезнет так легко, ведь Ракеш ей поверил. Поверил этой красивой тиффани в черной призрачной шубе, тянущей за собой невидимый шлейф небыли. Поверил ей, не мне.

Я тихонько развернул голову к спящему Старшему. Не помню, как заснул, и как бенгал оказался рядом. Зачем он остался?

Меж бедер стекала прохладная вода. Должно быть, растаявший лед. Его тоже принес Ракеш, решив облегчить боль от порки(больше некому)… но зачем, ведь он сделал это своими собственными лапами? К чему теперь забота? Он хотел наказать меня и он это сделал, пытаясь отучить лгать… Но ведь я говорил правду…

Не знаю, что на меня нашло. Там, в темном закоулке коридора, слушая беззастенчивую лгунью, я физически ощущал, как ее слова жгут слух раскалённым железом, заливаются в горло горящим свинцом, наполняют тело неподъемными камнями, лишая возможности пошевелиться. И очередная ложь, скользнувшая змеей с губ, ударила в самое сердце.

Она сказала, что ее ребенок от Ракеша.

Это было не правдой. Обманом до последнего звука, и она знала об этом. Я не сумел сдержаться, чувствуя, что должен уличить ее, рассказать Ракешу истину…

Сейчас, думая о том, что случилось, я никак не мог понять, откуда я это взял. Когда мне приснилось, что Ларита решила обвести Старшего вокруг коготка? У них с Ракешем были очень близкие отношения, и то, о чем она говорила, могло произойти в действительности… Но нет, я точно чуял пакостный запах тлеющей плоти из ее рта.

Раньше мне часто казалось, что лишь мои интуиция и наблюдательность позволяют подмечать неправду. Благодаря этому я часто избегал ловушек и пакостей, подстроенных старательными одноклассниками. Но сегодня утром все было по-другому, я не только слышал фальшь, я ощущал ее тлетворный запах, видел опутывающим коконом на Ларите.

«Божественная, может, я схожу с ума?»

Дождь продолжал барабанить звучной дробью по стеклу. Не смея шевельнуться, я смотрел на Старшего.

Ракеш ровно сопел, погрузившись в расслабленный сон. Он лежал так близко, что я ощущал отголоски глубокого дыханья на голых щеках. Такой красивый, такой совершенный. Его лапа опустилась мне на спину, прижимая к кровати, подвигая к себе. Тепло, исходившее от большого тела, согревало — я не ощущал привычного холода, кусающего за пятки, стоило температуре немного упасть. Тепла Ракеша хватало на двоих…