Рина Росснер - Сестры зимнего леса [litres]

– Что же?

– Появился ты. – Я поднимаю взгляд, сама не веря, что произнесла эти слова.

Однако они прозвучали совершенно естественно, ведь я сказала правду. Брать их назад мне не хочется. Довид крепко обнимает меня и говорит на ухо:

– На месте твоего отца я бы желал своей дочери счастья.

Смеюсь и отнимаю лицо от его груди:

– Вот родится у тебя такая шустрая дочка, как Лайя, пожалеешь о своих словах.

– Так что за чужих мужчин ты повстречала?

– Я не знаю, кто они. Якобы прибыли из Купели повидаться с тятей. Но ведь тятя сам туда отправился. Бессмыслица какая-то.

– Ох, не по душе мне всё это…

– Как и мне, Довид. Послушай, я должна идти. Надо присматривать за Лайей.

– По-моему, она и сама неплохо справляется.

– Нет-нет, выглядит она сегодня получше, но вчера ещё пластом лежала. Не хочу выпускать её из виду. Вдруг она снова пропадёт? Ты представить не можешь, что я пережила…

– Вообще-то могу.

Краснею и опускаю глаза.

– Прости, что напугала. Обещаю, больше такое не повторится.

Довид прижимает меня к себе, утыкается носом в шею. От каждого его прикосновения внутри загораются тысячи крохотных искорок. Он хочет меня поцеловать, однако я тревожусь, что наша прогулка затянулась.

– Мне пора.

– Проверь, как там она, и возвращайся.

Мотаю головой.

– Тогда побудь еще хоть пять минуточек.

Киваю.

– Здесь у вас очень красиво.

– Разве ты никогда не был в лесу?

– Горожане не слишком охотно сюда ходят. Некоторые говорят, что лес заколдован, а кто-то – что в нём водятся привидения.

– Единственная, кто здесь точно водится, это я. – Смеюсь. – Ну, и Лайя, конечно, – прибавляю быстро.

– Такие привидения мне по нраву.

– Кодры – лес древний, Довид. Деревья были здесь задолго до нас и останутся даже тогда, когда Дубоссары опустеют.

– Мы никогда не покинем Дубоссары. Евреи живут здесь уже почти триста лет!

– Кто знает? – качаю головой. – Вот твой брат уехал в Америку. Может, вскоре и вы подадитесь за ним вслед. А может, нам всем здесь придётся худо. Да что я объясняю, ты и сам знаешь историю… Куда бы мы ни пришли, земля расцветает, а потом почему-то отторгает нас.

– Не земля, а люди.

– На базаре народ болтал всякое. – Я обхватываю себя за плечи.

– Мы разберёмся, Либа, – ободряет меня Довид. – Убьём медведя и докажем, что смерть Жени – не на нашей совести. Вскоре люди обо всём позабудут.

– Надеюсь.

Раскрасневшись от мороза, мы с Довидом возвращаемся в дом. Я смотрю только на него. Вдруг его глаза в ужасе расширяются. Перевожу взгляд и вижу Лайю, скрючившуюся на полу. Сестра бледна. Она не шевелится и вся покрыта перьями.

– Лайя! Нет! О, Господи, нет! – Подбегаю к ней и пытаюсь приподнять. – Лайя, Лайюшка, очнись. Векн аройф! [49]

Лебеди! То, чего так боялась матушка, случилось, а я всё прозевала. Но как они сюда проникли и куда подевались? Что здесь вообще произошло?

– Позвать доктора, Либа?

Только тут вспоминаю о Довиде.

– Да-да, но сначала помоги перенести её на кровать.

– Это всё я виноват. Не надо было тебя задерживать.

– Не кори себя, Довид. Мне нужно своей головой думать.

– Может, её лучше не трогать?

– Нельзя же, чтобы она лежала на холодном полу.

Вдвоём поднимаем Лайю. Она лёгкая, точно перышко.

– Не знаю… не знаю, что делать. – Мне кажется, я вся одеревенела.

– Я сбегаю за помощью и найду телегу. Отвезём её к доктору.

– Хорошо, – отвечаю. – Хорошо.

Хотя, что во всём этом хорошего?

Довид выбегает из дому. Сажусь на кровать рядом с Лайей, кладу её голову себе на колени. Худенькое тельце мелко трясётся. Разглядываю устилающие пол перья. Неужели лебеди проникли в хату, пока я была на улице? Я же глаз с дома не сводила. Как бы не так! Не сводила, да только – с Довида. Но разве могла я не услышать хлопанье крыльев? Веки Лайи вздрагивают. Движение почти незаметное, не смотри я в этот момент на сестру, нипочём бы не увидела. Губы сестры приоткрываются:

– Фёдор… Фёдор…

– Этот парень нужен тебе примерно так же, как дыра в голове, – ворчу на сестру. – Я здесь, Лайя, не бойся, я поставлю тебя на ноги.

Иду принести ей воды, но когда возвращаюсь, глаза Лайи вновь закрыты. Подношу кружку к её губам. Те остаются плотно сжатыми. Пытаюсь пальцами смочить ей рот, однако Лайя стискивает губы ещё плотнее.

– Давай же, Лайя, пей.

Пытаюсь усадить сестру и напоить. Безуспешно. Вода стекает по подбородку на грудь. Лайя снова начинает дрожать. Укладываю её обратно и укрываю одеялом.

Отвар! Надо сделать отвар из целебных трав. Мама всегда так поступает, когда мы болеем. Вот только какие травы помогают от жара и обезвоживания? А может быть, Лайя страдает от любовной тоски? Или у неё что-то с сердцем? Или вообще такое, о чём я понятия не имею? Мечусь по кухне, наугад бросаю в чайник мяту, сухие берёзовые листья, цветки бузины, ягоды шиповника и черники, ломтик имбиря… Чего же ещё, чего ещё? Увы, я не знаю языка трав. Мои руки умеют только месить тесто.