Анатолий Казьмин - Целую, Кощей [СИ]

— И всё, внучек.

— Вот именно.

— Зато я зайчиком проскочу за тобой, выполню Кощеево задание, а он мне за енто медаль даст. А может и деньжат ишо отвалит. Ты, внучек не сумлевайся, поминки по тебе я о-го-го какие отгрохаю!

— Добрый ты у меня, дед…

— А то!

— Ладно, хватит думать, надо действовать. Одевай-ка, Михалыч шапку-невидимку и шагай тихонько за мной, а я стрельцам зубы попробую заговорить.

— Лучше — выбить. А я бы под шумок, пока тебя пинать будут…

— Дед!

— Ладноть, ладноть… Это я так, для креативу.

— Ух, какие ты слова знаешь!

— С тобой поведешьси… — пробурчал Михалыч, потом выудил из кошеля Олёнину тюбетейку, напялил на голову, повернул и исчез.

Я уже должен был привыкнуть ко всем этим колдовским штучкам, но сейчас, открыв рот от удивления, заозирался по сторонам пока меня не привел в чувство ехидный голос деда:

— Да тута я, внучек, тута, чего в забор пялишься? Али слово интересное на ём увидел?

— Классная штучка! Ладно, деда, давай за мной и лови момент.

— Ужо я его поймаю, не сумлевайся, внучек! Поймаю и по почкам ему, по почкам!

— Дед, что это ты расшалился?

— Нервы, внучек.

— Молчу-молчу…

Я вдохнул-выдохнул и, решившись, медленно вышел из-за угла, неторопливо направляясь к воротам дворца. Рот я распахнул пошире, головой вертел во все стороны, а глаза раскрыл в восторге и удивлении. Надеюсь, я был похож на деревенщину, впервые попавшего в город. Подходя к воротам, я всё выше задирал голову, не спуская глаз с резного конька на крыше и, разумеется, споткнулся и грохнулся под довольный хохот часовых. Смущенно поднявшись, я стал отряхивать штаны от пыли, но замер, наткнувшись рассеянным взглядом на стрельцов.

— Ух ты… — восхищенно протянул я, обходя стрельцов то с одной стороны, то с другой. А те откровенно скалились и перемигивались, получив небольшое развлечение.

— А вы ж дяденьки, небось тут самые главные енералы, а? Али воеводы царские?

— Я — генерал, — подтвердил рыжий стрелец, — а вот он — воевода. Это ты точно подметил, малец!

— Я тоже генерал! — обиделся вдруг его чернобородый напарник.

— Генерал-воевода?! — восторженно взвизгнул я.

— Не, — поправил меня рыжий, яростно мигая напарнику, — сегодня он простой воевода, а завтра воеводой буду я, а он — генералом.

— Ух, как сложно-то всё, дяденьки! Недаром мне дед говорил мол, воинская премудрость, она самая наиглавнейшая в мире!

— Мудрый дед у тебя, — похвалил рыжий. — А ты отколь тут такой взялся?

— Так из деревни Гадюкино я!

— Ну, я так и подумал, — хохотнул рыжий.

А чернобородый задумчиво протянул:

— А где енто такая деревня? Что-то я и не слышал про такую…

— Ну как же, дяденька главный воевода, — даже обиделся я. — Да Гадюкино в наших краях усе знають!

— Так, где же енти ваши края находятся-то, дубина?

— А! — я закивал головой. — Так это как выйти из города, да Смородину перейти по мосту, так еще три дня лесом — туда, — я махнул неопределенно рукой. — А потом мимо речки Вонючки еще день вниз по течению, а там уже, аккурат, после Жабино и Толстохреновки и наше Гадюкино будет! Как увидите пастуха нашего, дядьку Митяя, так у него сразу спросите, он вам враз дорогу-то и укажет!

— Обязательно спрошу, — пообещал чернобородый. — А ты как в город попал?

— Да тятька корову продать надумал, да меня с собой взял. Хорошая корова, толстая. Не нужна? Нет? Ну, батя продаёт, а я побежал на царский дворец посмотреть. Только ничего не видно…

— Да, дворец у батюшки нашего Гороха, знатный, — подтвердил рыжий.

— Дяденька главный енерал, а кабы мне ну хош одним глазком глянуть, а? Я б Маньке своей как рассказал бы да парням нашим, деревенским, от то они бы меня зауважали!

— Ну что, Семёныч, — обратился рыжий к своему напарнику, — покажем парню дворец?

— Не велено, сам знаешь.

— Да ладно тебе, пусть сиволапый порадуется да в деревушке своей расскажет какие енералы у царя Гороха добрые!

Я радостно закивал и скрючил самую умоляющую рожу.

— Добрый ты, — вздохнул Семёныч. — Ладноть, только быстро, а то влетит.

Ворота конечно, передо мной никто распахивать не стал, а вот калитка, заскрипев, отворилась, куда я и прошмыгнул, ощущая на спине горячее дыхание Михалыча.

Замерев посреди двора и опять старательно раззявив рот, я стал разглядывать дворец. Ну, красиво, честно говоря, ладно так. Всё резное, деревянное, наверное, про такое и говорят — без единого гвоздя. Вот только…

— Всё, внучек, тикай, — перебил мои мысли тихий шепот деда.

Я еще раз обвёл глазами дворец, горестно помотал головой и, развернувшись, зашагал обратно к калитке на улицу.

— Ты чего это, паря? — недоуменно переглянулись стрельцы.

Выйдя на улицу, я снова помотал головой:

— Ну, какой же это дворец? Это — изба. Большая, но изба. Вот мы давеча проезжали мимо дворца Кощея, вот там дворец уж дворец, а это… — я разочарованно махнул рукой. — Да и охранники там все в мундирах с золотыми пуговицами.

Теперь у стрельцов отвисли челюсти, а я поспешил их добить, задумчиво пробормотав:

— Это ж какое у них тогда жалование?

И быстро удрал в знакомый переулок, где расслабился и довольно заухмылялся. Ну и правильно. А чего они?

Теперь оставалось только ждать.

Ждать было скучно. Остро не хватало чего-нибудь в руках, сигареты, например, а лучше — бутерброда. Промаявшись с полчаса и прикидывая, сколько же Михалычу может потребоваться времени на его разведывательную операцию, до меня вдруг дошло, что мы совершенно не продумали, как дед будет выбираться обратно на улицу. Тут уж я совсем пригорюнился. Выйдет он конечно, никуда не денется, но придется ему ждать пока кто-нибудь не пройдет сквозь калитку, а мне, соответственно, придется тоже ждать. Эх…

Но дед мой вышел не через калитку, а прямо через ворота. Прошагав еще с полчаса по кривому переулку, я, услышав конский топот, метнулся к углу и осторожно выглянул. К воротам царского дворца подъезжала знакомая мне уже карета немецкого посла. Ага, а вон и Маша в окошке виднеется и мне язык показывает. Вот же… Ну всё, выговор за самовольство она точно схлопотала! Хотя как бы не пришлось благодарность объявлять, что деда вызволить сумела.

— Спишь на посту?! — рявкнул мне прямо в ухо хриплый голос.

Я подпрыгнул и схватился за сердце:

— Михалыч! Растудыть твою! Ну, нельзя же так подкрадываться!

Михалыч довольно захекал, пряча в кошель тюбетейку-невидимку:

— Всё, внучек, пошли. Всё разузнал, всё разведал.

По дороге в гостиницу дед рассказал подробности своего рейда по Гороховскому дворцу.

— А и страшно, внучек! Крадусь я коридорами тесными, палатами низкими, а вся челядь на меня так и пялится! Я хош и знаю, что не видим для ихнего глаза, а кажный раз чуть не до потолка сигаю, когда сквозь меня посмотрят!