Анатолий Казьмин - И.о. Кощея

Карета по моему указанию остановилась около знакомого дома, и я потянул всех наружу.

Похоже, что в доме с момента пленения Кощея никто больше не жил. Часть забора, снесенная крышей большого сарая при взлете корабля, так и валялась на дороге. Сам ангар, полностью разрушенный тогда, никто не восстанавливал и только небольшой постамент, с которого взлетал корабль, возвышался посередине бывшего сарая. А вот терем где мы тогда жили, остался целым и невредимым.

К нам подскочили два стрельца с бердышами:

– Кто такие? Чаво нать?

– Вольно, служивые, – скомандовал я. – По распоряжению Гороха и сыскного воеводы осмотримся тут.

Но стрельцы уже узнали немецкого посла и беспрекословно пропустили нас.

– Смотрите, – стоя посреди двора, я обвел вокруг рукой. – Отличное место и для школы и для жилья! На месте ангара… ну, сарая, то есть как раз школу и поставить, а терем, в котором Варя жить сможет, отгородить от школы забором, чтобы не мешать работу с бытом. А вся территория и так общим забором обнесена, подправить только немного. Как думаете? Варь? Кнут Гамсунович?

– Там в тереме, вполне уютно, – Маша обняла Варю за плечи. – Конечно, наши мужчины совершенно не заботились о чистоте и комфорте, но мы, девушки, взявшись за обустройство, легко наведем там порядок.

– Вполне возможно, херр Захаров, – кивнул париком посол. – Только остается правовой вопрос частного имущества, но думаю при содействии государя Гороха, проблема вполне решаема.

– Тут хорошо… – задумчиво протянула Варя, а потом затараторила: – Только надо резьбу другую сделать, крыльцо подправить, крышу перестелить, занавесочки…

– Ну и отлично! – перебил я Варю, за что получил от нее кулачком в бок. Обожаю холода – никакой кулак полушубок не прошибёт!

Воодушевленный школьный комитет погрузился в карету и отправился к Гороху, а я поспешил на базар. Кушать хотелось жуть как. Я еще ранее приглядел тут небольшую открытую лавку, в которой хозяйничал большой такой мужик по имени Ахмед. Не знаю, как называлось его фирменное блюдо, но объедение было просто всем врагам на зависть.

Вот и сейчас увидев меня, он обрадовался и стал быстро сооружать что-то фантастическое, исходящее паром и ароматами на три базарных ряда сразу:

– Вах, Федя! Ти чего давно не заходыл? Я тебе в прошлый раз лепешку сырую дал? Мясо пережарил? Зелень тухлая совсэм била? Пачему обижаешь старого Ахмеда, ы?

– Это ты-то старый? – засмеялся я, подпрыгивая от нетерпения. – Ну, давай, ну хватит уже возиться! Я же сейчас в голодный обморок прямо тут упаду!

– Нэ пэреживай, дорогой! Упадёшь – не пропадёшь! Мясо у тебя худое, но на чебуреки сойдёт!

– Бр-р-р… Ахмед, вот ты умеешь аппетит подогреть…

– Подогрето! Всё подогрето! Вот держи, дарагой, кушай на здоровье!

Я, шипя и обжигаясь, впился в какую-то невероятно вкусную смесь и с восторгом зачавкал:

– У-у-у… Ням! Вкуснотища-то, Ахмед!.. Только готовить… ням!.. ты всё-таки не умеешь…

– Это пачему?!

– Горячее очень, есть невозможно.

Ахмед засмеялся и вытащил из-под прилавка громадный чайник:

– Азербайджанский чай, дарагой, самий лучший! Вичера двое мужиков подходылы, купцы аглицкие, савсэм по-русски разгаварывать не могут – дикари! Чай-чай говорят, эрргрея им падавай каково-та. Что за эрргрей, Федь? Ну, дикие савсэм! Я им гаварю, на, попробуй настаящий чай и рычать сразу перестанэшь!

– Эрл Грей, – поправил я, с неохотой отрываясь от лепешки. – Это аглицкий чай такой. У них он там самым лучшим считается.

– Дикари! – отмахнулся Ахмед. – Я им своего чая налил, они рожи кривили пока не папробавалы, а потом побежалы к моему зятю в лавку, три мешка купылы!

– Федор Васильевич? – раздалось за спиной.

– О, Олёна? Давай присоединяйся ко мне. Ахмед, еще порцию такого же для моей подруги!

– Вах, для такой красавицы, сичас всё сдэлаем! Сама как пэрсик и кушать пэрсик будет! Только патом после чая, а сичас… – галантный лавочник протянул девушке быстро свёрнутую лепешку с начинкой. – Попробуй, красавица! Килянусь, раз папробуешь, еще тыщу раз ко мне придёшь!

– Да я уже недавно… – начала Олёна, но я перебил:

– Вернёмся домой – всё Михалычу расскажу, как ты тут голодаешь.

Олёна перестала возмущаться и впилась зубками в лепёшку и тут же у неё восторженно округлились глаза:

– М-м-м… Вкусно-то как! Ням! А я и не знала… Теперь всегда сюда ходить буду.

Ахмед счастливый от похвалы уже разливал нам чай в широкие пиалы, а мы, перемигиваясь и мыча от удовольствия, быстро приканчивали вкусное блюдо, которое я никак не мог запомнить по названию.

Напившись чаю с пахлавой и расплатившись с Ахмедом, мы с Олёной неспешно пошли назад на Колокольную площадь дожидаться наших.

– Как у тебя с Никитой дела? – поинтересовался я, когда мы выбрались из базарной толчеи.

– Хорошо, – счастливо улыбнулась девушка и, разломив всё же врученный ей персик, протянула мне половинку. – Только ему таиться приходится и от бабки и от Митьки, да и ото всех сразу, – она вздохнула. – Как дети малые за кустиками и деревьями от чужого глаза прячемся.

– Ну ничего… О, а хороший персик, сладкий!.. Полгодика еще потерпишь и будешь со своим участковым уже открыто встречаться.

– Хорошо бы… – протянула девушка. – Зато у вас с Варей всё ладно получается.

– Да кто его… – протянул я. – Сейчас-то вроде да, всё хорошо. А дальше что делать? Не буду же я вот так же постоянно к ней раз в неделю, а то и в две мотаться? И к нам её не забрать – каково ей во дворце Кощея жить? И мне дворец покидать надолго нельзя… Вот такая грустная неопределенность…

– Ничего, – Олёна погладила меня по руке, – всё наладится.

– Ну, надеюсь. О, смотри – кажется, наши возвращаются!

На площадь, громыхая, въезжала карета посла, и мы поспешили навстречу.

Карета остановилась около дома кожевенника и из неё, к моему удивлению, первым вылез Никита, сыскной воевода, мой старый знакомец и единственный земляк в этом мире. Наскоро пожав мне руку, Никита настороженно завертел головой:

– Пошли в дом, не стоит тут на виду у всех торчать.

Я пожал плечами, как скажете и, подхватив Варю под руку, зашагал внутрь терема. Сразу же нахлынули воспоминания. Вот тут в горнице за большим столом мы обычно проводили наши тактические совещания под неугомонные увещания Михалыча съесть ну хоть еще кусочек. А вот там за дверью, там была моя спальня, которую в последний день операции у меня отобрал Кощей для последнего инструктажа сотрудников Канцелярии. Эх…

Пока я ностальгировал, а Варя с любопытством оглядывалась по сторонам, все собрались в горнице и Кнут Гамсунович, потирая ладони, довольно сказал:

– Ну что, херр Захаров, спешу порадовать вас. Его Величество Горох изволили подписать Указ о открытии первого учебного заведения в Лукошкине для юных жителей в возрасте от семи до двенадцати лет.