Принцесса Штальхаммер - Кудель кровавого льна

— Слишком опрометчиво, человек, бросаться такими обвинениями, — гремучей змеёй прошипела удрализка, почти не двигая стальными губами. — Мне ваши чахоточные и тифозные чада задаром не нужны, а эта девочка моя, ясно?

— Дураку яснее ясного, что до хворых детишек тебе нет дела, мегера, — фыркнул усач, и его усы затопорщились под покрасневшим орлиным носом. — Тебе для твоих энтих эксрепиментов надыть лишь здоровеньких, без изъянов, вот ты и ходишь, высматриваешь! Что вы пялитесь, люди? — ударил он ногой по стоящему рядом стулу, и тот с жалобным скрипом укатился в сторону сидящих за одним столиком четверых монахов в мышиных сермяжных рясах с капюшонами. Двое из них поднялись, гремя костяшками на поясах. — Позволите эльфке уйти вместе с захомутанной дитятей? А ну, давай, за волосы ведьму остроухую — и в яму, в яму!

— Дело говорит господин путешественник! — знакомый низкорослик в чешуйчатом плаще встал на стул, чтобы казаться выше и солиднее, и закинул полу на плечо. — С нас довольно! Мало того, что длинноухие давным-давно вытурили нас с южных земель, ломящихся от древесины, угля и руд, так ещё и, вишь, помаленьку утаскивают детей и насылают порчи, чтобы люд вырождался!

— Лучше бы молчал, коротышка, — встрял толстенький мужичок в перепачканном соусом фраке и с помятым цилиндром на круглой лысой голове. От него разило чесноком и пивом за много метров, а сам он выглядел как пропитый алкаш, который случайно нашёл более-менее приличную одежду на помойке и решил приодеться, но наручные механические часы гномьего сбора, выглядывающие из-под манжеты, и монокль в глазу говорили о его высоком статусе. — От вашего коротконогого брата проблем не меньше, а на эльфках хотя бы глаз радуется! Ну и что она сделала? Ребёнка у какого-то запаршивевшего нищего крестьянина выкрала или выкупила, у которого ещё десять таких же дармоедов? Да всё равно эта сопля померла бы в мучениях от дифтерии или скарлатины, одной меньше — одной больше! Сейчас что ни сезон — так начинается мор у нечистоплотных деревенщин, а им ведь делать нечего, побросали тушки детей в скудельницу или продали трупики некромантам и давай по новой баб своих трахать и детей клепать! А так эльфка хотя бы девку себе заберёт, заделает её своей любовницей… Или на поводок посадит и будет таскаться по эльфьим балам и раутам, всё одно будет лучше, чем в этой дырени прозябать!

— Не позволю! — оскалил кривые зубы авантюрист и всё же выхватил палаш, окончательно обозначив свои намерения. Клинок со свистом рассекаемого затхлого воздуха описал дугу над головой усача и уставился кончиком на Элизабет.

— Хватит! — поднялась и Аврора. Точнее, попыталась подняться: резкая вспышка боли в затылке заставила девочку упасть обратно на стул и схватиться за больное место. — А, чёрт!

— Ведьминский амулет! — завопил стоящий до этого истуканом монах в серой полинявшей рясе, узрев на тонком предплечье Авроры серебряный браслет с обсидиано-хризолитовым чармом в образе глаза. — Вот в чём дело! Сомнений нет, люди, невинное дитя действительно оказалось околдовано эльфийской ведьмой!..

— Да заткнись ты, фанатик хренов! — кто-то из другого конца зала швырнул в седовласого желтокожего старца полупустой кувшин с яблочным сидром. Нелепая глиняная штуковина, больше похожая на ночной горшок с ручками, пролетела над головой, которую старик едва успел пригнуть, всколыхнула его редкие серебристые волосы и с хрустом разбилась о лысого полуголого дылду, сидящего за столиком в компании таких же раздетых по пояс громадин, судя по мускулистым выбритым ручищам, плотогонов. Все пятеро с надрывом заорали, затрясли гигантскими кулаками и повскакивали со стульев.

Больше Элизабет ждать подходящего момента не стала. Обычно она намеренно старалась затянуть полемику, чтобы успеть подготовить атакующее, защитное или телепортирующее заклинание, сейчас же эти олухи, болтая друг с другом, сами дали ей неприлично много времени. Когда взоры посетителей и авантюриста в том числе приковались к точке приземления кувшина, жутко ревущей и выкрикивающей ругательства, эльфийка взмахнула руками и уронила на местного защитника юных дев от лап остроухих прибитые к стене лосиные рога. Развесистые лопаты с многочисленными отростками вместе с ржавыми скрюченными гвоздями и треснутой доской не слишком нежно приземлились прямо на перевязанную голову усача, грохнулись на пол, увлекая того за собой и вздымая тучи золотистой пыли. Путешественник взревел, выронил палаш и растянулся на животе, схватился побелевшими руками за расколотую во второй раз голову.

Боковым зрением Элизабет увидела вскакивающих с насиженных мест воинственно настроенных личностей, заметила блеск звенящих и шипящих в их руках мечей, кинжалов, булав, шестопёров и перначей, до этого мирно сидящих в ножнах, ухватах, за поясами и спинами. Похоже, не только она получила разрешение щеголять в Богатом районе с оружием. Некоторые из посетителей, то ли в приступе возбуждения и азарта, то ли в приступе идиотизма, ударами ног опрокинули свои столики, затопали сапогами и замычали, как коровы. Этого было достаточно, чтобы разворошить дремлющий в стенах ресторации бардак. Началась кутерьма, сопровождаемая лязгом, грохотанием, женскими и мужскими воплями, звоном разбивающейся посуды и сухим хрипением разрываемой ткани. Аврора с ужасом сползла под стол, Элизабет снова поднесла руки к груди, готовая выпустить сконцентрированную в ладонях Силу.

Облитые сидром плотогоны ринулись в сторону зала, откуда был запущен злосчастный кувшин, сметая на своём пути всех и вся; монахи, визжа, как деревенские девки, которых косари лишают невинности на сеновале, метались среди других посетителей, падали и снова поднимались. Одному кулаком саданули в гладко выбритый висок; монах, словно пьяный, пошатнулся, грохнулся на столик, скатился с него и навзничь рухнул на заплёванный грязный пол, где его тут же принялись лупить сапогами ярые антирелигиозники и прочие люди, ненавидящие здешних священнослужителей. Когда ещё выпадет возможность как следует с лихвой наподдать местным жрецам за их заносчивость и вседозволенность?

Усач со сползшей на глаза окровавленной повязкой, стоя на четвереньках, пытался встать, но навалившаяся на него сверху толстенькая пышногрудая мамзель с пшеничными кудряшками мешала похлеще раскалывающейся головы и онемевших рук.

— Убива-а-ають! — поросячьим визгом вопила толстушка, отпихивая от себя усача и силясь подняться.

В очередной раз её ударом приклада опрокинул вынырнувший из-за колонны мужчина, гремя разорванным в суматохе патронташем, перекинутым через грудь наискось. Вскинув двуствольное охотничье ружьё, он положил обмотанный тряпкой палец на спусковой крючок, намереваясь выстрелить прямо в лоб Морэй, но ударившая его по затылку глиняная кружка в последний момент сбила прицел. Вылетевшая из двух стволов дробь застряла в волокнах каштановой балки. Оглушительный грохот выстрела утонул в душераздирающем визге Авроры, и в воздухе почувствовался запах пороха.