Принцесса Штальхаммер - Кудель кровавого льна

— Ну диво, — только и сказала Шкирняк, резким движением ладони вставляя полный магазин в рукоятку пистолета и дёргая затвор.

Элизабет, имеющая привычку дотошно рассматривать новые лица, не обделила пристальным вниманием и эту женщину-красницу.

Внешне Лидия, как и любой красник, мало чего имела общего с эльфами и больше походила на людей. Главный признак, по которому можно было в любую погоду, в любое время дня и ночи вычислить эльфа, а именно длинные и заострённые хрящи ушных раковин, на красников отчасти не распространялся — их ушные хрящи были не такими выдающимися и остроконечными, были более округлёнными, из-за чего их действительно на первый взгляд можно было спутать с людьми. Таковыми уж произошли красные эльфы — они были потомками обычных людей и вымерших протоэльфов, но человеческие гены в их теле доминировали над эльфийскими. Именно из-за своей «полукровности» многие из родичей-эльфов, а в особенности благороды, считали красников неполноценными собратьями, а то и вовсе относились к ним как к людям, в которых нет ни капли эльфийской крови. На этой зыбкой почве в былые времена в Содружестве произошло минимум три войны, в ходе которых красные эльфы с оружием в руках отстаивали своё право жить и чтить память предков — и людей, и протоэльфов. Извечная вражда между красниками-полукровками и чистокровными благородами была известна даже в отдалённых землях Сикца, причём катализаторами конфликта всегда выступали именно благороды.

Лидия Шкирняк была уроженкой южных областей Красноэльфска — то было невооружённым глазом видно по её смугловатой, грубой коже, узковатому разрезу глаз и чёрными, остриженным до плеч волосам с прямым пробором. Её суровое, непроницаемое лицо казалось вырезанным — не вылепленным, — из какой-то твёрдой породы — камня или гранита, а в каждом, даже мимолётном движении чувствовались резкость, стремительность, даже некоторая нетерпеливость.

— Рада познакомиться, — Лидия спрятала заряжённый пистолет в пустующую кобуру, вынула изо рта папиросу и крепко помяла в чёрной и грубой ладони протянутую ладонь Элизабет.

Удрализка, приблизившись к краснице на расстояние вытянутой руки, не могла не заметить, что её немного раскосые глаза были подвержены гетерохромии — правый отливал небесной голубизной, в то время как левый пылал ярким изумрудом. Элизабет сразу поняла, какое из глазных яблок инородное — с зелёной дужкой, то самое, через глазницу которого наискось тянулся застарелый белёсый рубец. Удивительно было то, что искусственный глаз полностью функционировал и являлся частью организма, а не обычным протезом. Сразу видно, что без вмешательства регенерирующей магии здесь дело не обошлось. Элизабет и сама когда-то практиковала подобные вещи, но вот выращивать глазные яблоки ей не приходилось: слишком эта процедура для пациента долговременная, болезненная… И дорогостоящая.

— Рада познакомиться, товарищ Элизабет Морэй, — повторила Лидия, не отпуская руки чародейки и продолжая гипнотизировать её разномастными глазами. — Доводилось о вас слышать от Лео Циска.

— Взаимно, — кивнула головой та. — Взаимно, Лидия Васильевна. Для меня большая честь бок о бок работать с вами в Соте. Я читала ваши биографические книги, читала про оборону высоты сто шесть, про вашу службу командиром батальона, про вашу революционную общевойсковую тактику, про все ваши ратные подвиги… А ещё я знаю вашу детскую кличку — Лилия.

Неожиданно на лице Лидии выступил румянец, а сама она улыбнулась — и губами, и глазами. Эта улыбка тотчас преобразила весь её облик: Элизабет на мгновенье показалось, что перед ней стоит не умудрённая годами женщина-боец, а молоденькая девчушка из соседнего дома, озорная и взбалмошная. Исчезли бывшие угрюмость и серьёзность, даже рубцеватый шрам, проходящий через левый глаз от крылышка миниатюрного носа до виска, будто разгладился и испарился. Улыбка меняла Лидию Васильевну до неузнаваемости, молодила и украшала её лучше, чем любая косметика, которой она, кстати, не пользовалась.

— Приятно слышать искреннюю похвалу от собеседника, но вот про Лилию я совсем не ожидала ничего услышать, — продолжала расцветать в улыбке Лидия. — Имею безграничное уважение к вашему чародейскому ремеслу, товарищ Элизабет, ведь ваша братия когда-то вернула мне вытекший глаз. Уверена, мы с вами крепко подружимся, ведь дружба — залог жизнедеятельности нашей Соты. Товарищ дриада, — позвала мастер-полководец Шай’Зу.

— Приятно познакомиться, эльф. Я, к сожалению, про тебя книг не читала, но обещаю на досуге ознакомиться, — древодева погладила Рысанку по холодным ноздрям. Кобылица жадно тянулась шамкающими губами к рукам Виолетты — за долгие годы она привыкла к хозяйке-краснице и её частым угощениям. Порыскав в сумке, Шай’Зу скормила пегаске кусок серого сахару и вновь стала ласкать её. — Хорошая девочка, добрая… Красники знают толк в лошадях.

— Наш народ всегда любил лошадей, что обычных, что единорогов с пегасами, а сама я с детства в седле. Эта лошадь — десятая в моей жизни… Трубенской, чего это ты спрятался? Думаешь, раз я тебя не вижу, значит, я забыла о твоём существовании?

— Слушаю! — вышедший на свет лампы парень лихо стукнул каблуками сапог и взял под козырёк. Смуглокожий паренёк с чёрной кучерявой шевелюрой и смолистыми обсосанными усами был молод и полон энергии, по всей видимости, исполнял обязанности или коновода, или денщика. Или и того, и другого, что было гораздо очевиднее.

— Вольно, Трубенской, — дала отмашку командир.

Парень перенёс вес тела на одну ногу, сунул в рот кончик прокуренного насквозь уса и изумлённо-лукаво взглянул на дриаду, играющую телячьи нежности с Рысанкой. Никак не могла оставить Трубенского одна зудящая в мозгу мыслишка: Рысанка за полгода так и не привыкла к его руке, а дриада с первого же захода покорила её «холодное» сердце!

— Элизабет, можно с вами поговорить наедине? — улыбка исчезла с лица Лидии, и красница вновь приобрела строгий, поистине командирский вид. Она подняла фуражку, заботливо оттёрла обшлагом кокарду и нахлобучила её на голову.

— Виолетта…

— Да, да, ступайте, я найду тебя, Марго, — не поворачиваясь, кинула древодева.

«Чёрный олеандр» продолжал плыть с половиной парусов, прокладывая путь через плотную туманную завесу и ощупывая воду овалами прожекторов; в их дрожащих лучах туман молочно желтел. На верхней палубе было прохладно и влажно, о чём никак не успокаивались вслух напоминать друг другу матросы и солдаты. Многие из них шмыгали носами, с мокрицей кашляли, то и дело шумно высмаркивались и сплёвывали зелёную слюну. Зенитные пулемёты и раскупоренные пушки пялились в море, готовые по первому же приказу открыть шквальный огонь.